Книга Бог располагает!, страница 120. Автор книги Александр Дюма

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Бог располагает!»

Cтраница 120

Граф фон Эбербах пожал плечами.

— А если я предоставлю вам доказательство? — настаивала певица.

— Но если виновен не он, кто же тогда?

— Кто? Самуил Гельб.

Юлиуса, столь мало подготовленного к подобному ответу, поразила четкость и уверенность, с какой было высказано это обвинение.

Однако, подумав, он произнес:

— Самуил? Вот еще! Это слишком уж просто: когда тебя подозревают, направить подозрения на другого.

— Это не Лотарио обвиняет Самуила Гельба. Его обвиняю я.

— Простите, сударыня, но я вам не верю.

— Повторяю: у меня есть доказательства.

— Не верю, нет. Самуил не отходил от меня последние пятнадцать месяцев, он оказывал мне щедрые знаки привязанности, преданности, самоотречения. Прежде чем усомниться в нем, я усомнюсь в самом себе.

— Послушайте, Юлиус, — произнесла Олимпия глубоким, почти скорбным голосом, — ночь настанет не раньше, чем через час. У вас будет время подраться с Лотарио. Вам еще хватит света, да к тому же для того, чтобы стреляться в упор, достаточно и мерцания звезд. Подарите мне этот час. Мы слишком долго были в разлуке — дольше, чем вы можете вообразить.

Клянусь вам, сам Бог привел нас на эту встречу, в этом месте и в эти минуты, среди этого уединения и безмолвия, перед ликом самой природы, с деревьями и рекой как единственными свидетелями. Да, именно в подобном месте я должна открыть вам тайну, столько лет тяжким грузом лежавшую у меня на сердце.

Подарите же мне этот час, Юлиус. Между нами тоже состоится поединок — необычная, страшная дуэль, из которой мы оба можем выйти с такими мертвыми сердцами, словно их пробила пистолетная пуля. Клянусь вам, это торжественное мгновение для нас обоих. Юлиус, Юлиус, так надо: подарите мне этот час!

Олимпия присела, а скорее рухнула на что-то вроде естественной скамьи — пригорок, поросший травой. Свою шляпу она отшвырнула далеко в сторону. Ее волосы распустились, шевелясь от ветра вокруг побледневшего лица.

Она схватила руки Юлиуса и судорожно стиснула их.

В ее словах было столько трепетной силы, она была сейчас так прекрасна и в туманном свете сумерек так походила на Христиану, что Юлиус почувствовал себя покоренным, словно попавшим под власть неведомых чар.

— Только этот час, — повторила она, — а потом, Юлиус, вы поступите так, как пожелаете.

— Всего час, что ж, согласен, — сказал он. — Говорите, сударыня.

— Благодарю, о друг мой!

Ни единой живой души не было вокруг них. Даже птицы издавали теперь лишь редкие крики, и чувствовалось, что они кричат, засыпая. Молчание и печаль вечерней поры окутали Юлиуса и Олимпию.

У их ног волны приникали к берегу, умирая в его объятиях, и ветерок слегка ласкал подрагивающую листву тополей.

Олимпия заговорила.

— Да, — произнесла она с горечью и тоской, — Самуил Гельб вам друг; он вас не покидал в течение пятнадцати месяцев, он о вас пекся, лечил вас, женил, окружал заботами. А я покинула вас внезапно, не простившись, принесла вас в жертву музыке, опере, новой роли, чему там еще? Что ж! Самуил Гельб предает вас, поймите это, я же — я вас люблю.

— Вы меня любите?! — вскричал Юлиус с недоверчивым изумлением.

— Да, притом так, как никогда ни одна женщина вас не любила.

— Это для меня полнейшая новость, — заметил он.

— Старейшая новость. Но, вращаясь в свете, о чем только не забудешь! Я не сержусь на вас. Уже столько лет прошло с тех пор как я полюбила вас.

— Столько лет? — повторил он. — Но мы знакомы всего полтора года, а прежде никогда не встречались.

— Вы так думаете? — печально усмехнулась Олимпия. — Что за грустная штука — удел человеческий! В нашем прошлом всегда есть и то, чего мы так и не узнали, и то, о чем забыли. Позвольте мне напомнить вам то, о чем вы забыли, тогда для вас прояснится и то, о чем вы не знали.

Где, когда, при каких обстоятельствах я увидела вас, узнала, полюбила, вы скоро узнаете. Но чтобы пока не забираться в такую даль, вспомните хотя бы первый год, когда вы обосновались при венском дворе.

Вы растрачивали свою жизнь в забавах, мотовстве, излишествах всякого рода.

Вас томила ненасытная жажда ощущений, страстей, суеты. Казалось, в вас бушуют сластолюбивые инстинкты, которые, пробыв какое-то время в узде в пору юности, — кто знает, быть может, чистой и строгой? — вдруг взорвали ваше сердце и хлынули наружу, во все концы города.

В их яростном вихре, уносившем вас от одной крайности к другой, вы не могли заметить скрывавшуюся в тени, в стороне от вашего ослепительного существования, бедную, смиренную и печальную душу, дни и ночи скорбно взиравшую на ваши безумства.

Этим мрачным свидетелем ваших нечистых утех была я.

— Вы?! — перебил Юлиус. — Но с тех пор прошло уже лет шестнадцать или семнадцать.

Олимпия продолжала, не давая прямого ответа на его изумленное восклицание:

— Вы любили в ту пору одну танцовщицу-итальянку из Императорского театра, ее звали Розамундой. Я называю имена, чтобы вы убедились, как много я знаю и как хорошо все помню.

Она отказывалась вас слушать, но вы были не из тех, кто сдается и отступает перед нравственными сомнениями, своими собственными или чужими.

Однажды вечером Розамунда танцевала в театре. Вы сидели в своей ложе у авансцены. Когда балет подошел к концу, вы вдруг встали и громким голосом на весь зал объявили, что запрещаете кому бы то ни было бросать Розамунде цветы и венки.

Молодой граф фон Хаймбург, сидевший в ложе напротив вашей, не считая нужным обращать внимание на этот приказ, бросил танцовщице большой букет.

На другой день вы тяжело ранили его на поединке.

На следующем представлении никто уже Розамунде букетов не бросал, но публика, понимая, что за вашими преследованиями кроется любовь и что, стало быть, можно вам досадить чрезмерно усердным повиновением, жестоко освистала танцовщицу.

Розамунда вернулась в свою уборную и послала сказать вам, что она вас ждет.

На следующий день в театре вы дали знак бросать букеты, и на нее посыпался целый дождь цветов.

Я присутствовала при всем этом приключении. Но такая любовь могла быть не более чем прихотью. Я не отчаивалась.

Вы тем более не унывали и во все продолжение скандала не прекращали весьма настойчиво ухаживать за герцогиней фон Розенталь.

Герцогиня слыла властной, надменной недотрогой. Долго ждать, пока ее стойкость ослабеет, было не в вашем характере. К тому же после недавних скандалов в театре она имела, по меньшей мере, один неопровержимый предлог для отпора вам. Однажды ночью вы вскарабкались на ее балкон, разбили окно и проникли в спальню герцогини силой, как вор, чтобы уйти оттуда лишь утром как победитель.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация