Книга Бог располагает!, страница 160. Автор книги Александр Дюма

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Бог располагает!»

Cтраница 160

Как выяснилось, он обшарил край вдоль и поперек и скупил всех окрестных коз.

Свою покупку он присоединил к стаду Гретхен, и отныне его существование обрело смысл. Его самолюбие было удовлетворено. Стадо приносило доход гораздо больший, чем требовалось на жизнь, и это служило для него благородным свидетельством того, что он возвратил себе независимость и теперь никому не в тягость.

С той поры радость воцарилась в душе Гамбы. Жизнь наполнилась смыслом. Когда он вспоминал о прошлом, о кульбитах на городских площадях, о гибкости суставов, о ловкости и стремительности, об изяществе — для этого у него были его козы; если же он задумывался о будущем, о том, какое счастье — не стариться в одиночестве, о потребности иметь рядом с собой кого-то, кто тобой интересуется, любит тебя и улыбается тебе, что ж, рядом с ним была Гретхен.

Итак, он имел все, что требовалось для утоления желаний: Гретхен была отрадой его сердца, козы дарили радость своими ловкими прыжками.

Как сказал поэт, даже то, чего хочешь, приходит.

И вот 26 августа 1831 года веселая заря встала над Эбербахским замком. Хоть день и не был воскресным, все обитатели дома и все ландекские жители нарядились, как на праздник. Храм наполнился цветами. Весь Ландек получил приглашение на роскошный обед и большой бал, что должны были состояться во дворе замка по случаю двойной свадьбы: Фредерики с Лотарио и Гамбы с Гретхен.

Все уже заканчивали одеваться, чтобы идти в церковь. Гамба, который давно уже успел приготовиться, шагал от крыльца до ворот и обратно, по-видимому, чем-то озабоченный.

По временам он выходил за ворота и бросал беспокойный взгляд на дорогу.

Он чего-то или кого-то поджидал, но тот все не шел.

Наконец появилась Фредерика, пора было отправляться в путь. Но какое бы удовлетворение ни испытывал Гамба, видя, что исполняется заветное желание, взлелеянное с такой любовью, он все же не мог прогнать со своего лица тень досады. Его блаженство оставалось далеко не полным.

Кортеж достиг ворот… В это мгновение вдали послышался смутный гул.

— Постойте! — закричал Гамба, и лицо его просияло. — Это они!

Шум быстро приближался, и вскоре уже можно было различить причудливую музыку, где звуки флейт, баскских бубнов и кастаньет смешивались с гортанными криками и пронзительными восклицаниями.

Почти тотчас из-за поворота дороги показалась карета.

— Сюда! — завопил Гамба, бросаясь вперед и преграждая путь лошадям.

Карета резко остановилась, и из нее высыпала толпа цыган, мужчин и женщин, пестрая, блестящая, сверкающая и искрящаяся.

— Вот теперь вперед! — скомандовал Гамба. — Все уже в сборе.

И процессия двинулась в путь под оглушительные звуки флейт и цимбал. Дабы усладить не только слух, но и взор зрителей, половина цыган пустилась плясать, прыгать, кувыркаться, вертеться колесом, кружиться и проворно бегать на руках, в то время как их товарищи бешено дули в медные трубы и терзали струны самодельных скрипок.

Гамба блаженствовал: эти благородные упражнения, постоянные занятия его детства и юности, восхищали, захватывали, пьянили!

Восторг бросился ему в голову. Он хохотал, бил в ладоши, кричал от радости. У него даже икры зачесались.

Ему ежесекундно приходилось себя сдерживать из страха поддаться искушению и самому пройтись на голове. Лишь присутствие Христианы и взгляд Гретхен мешали ему извалять в дорожной пыли и красивый свадебный наряд, и солидность новобрачного.

Он боролся с собой, но почему эта дорога казалась такой долгой? И зачем ловкие штучки, проделываемые его друзьями, были так увлекательны? С каждым шагом кортежа, с каждым прыжком веселых бродяг это искушение росло, становясь все непреодолимее.

А тут еще в дело вмешался случай, коварно подставив ножку и без того изрядно пошатнувшейся выдержке Гамбы. Среди цыган был один мальчишка-акробат, почти еще ребенок, только начавший овладевать своим ремеслом и пока что располагавший скорее дерзостью, чем умением. Для обычного зрителя этого бы и хватило, но такого артиста, как Гамба, возмутила подобная неуклюжесть. Он пожал плечами, сделал страшные глаза и тихонько зашипел цыганенку:

— Плохо. Все не то. Икрами работай, несчастный, и нечего напрягать поясницу! Ну же, давай!

Он весь так и кипел, почти уже готовый броситься вперед, чтобы подкрепить примером наставление.

Неодобрительные замечания Гамбы достигли ушей цыганенка, и, как всегда бывает с критикой, стоит лишь к ней прислушаться, — он заволновался, утратил уверенность, потерял голову.

Так и вышло, что в нескольких шагах от церкви, где собрался, выстроившись двойной цепочкой вдоль дороги, весь Ландек, жаждущий поглазеть на свадьбу, бедный малыш, ослепленный таким количеством зрителей и оглушенный столькими упреками, вздумав проделать простейший в мире трюк — пройтись колесом, не слишком ловко встал на руки, потерял равновесие и упал, во весь рост растянувшись на земле под взрывы всеобщего смеха.

Тут уж Гамба больше сдерживаться не мог. Забыв обо всем, кроме своего ремесла, претерпевшего такое унижение на глазах у публики, он головой вниз выпрыгнул на землю, ловко исполнил все, что не получилось у цыганенка, и замер, прямой и торжествующий, у самого порога храма, завершив прыжок с безупречной точностью.

Вот каким вступлением предварил он суровую церемонию своего бракосочетания.

Нам же теперь остается рассказать, как он ее закончил и как вечером вступил в спальню своей жены.

День был полон веселья и радостной суеты. За свадебным обедом последовали танцы. Естественно, что цыгане украсили их собой.

Цыганенок успел раз двадцать взять реванш за свое злополучное падение. Гамба согласился, что отчасти сам был в нем повинен со своими несвоевременными замечаниями, и признал, что человека искусства надо совершенствовать исключительно с помощью похвал.

Затем и он дал единственное в своем роде представление, продемонстрировав все свои ловкие штуки, которыми некогда поражал венецианских гондольеров и неаполитанских лаццарони. Наш старинный друг бургомистр Пфаффендорф, оставшийся таким же весельчаком, хоть и состарился на семнадцать лет, использовал свое сходство с бочкой, накачался вином и объявил, что в этом нет ничего трудного и он сам, хотя и толст, мог бы повторить все, что сделал Гамба.

По этому поводу он попробовал было легко, подобно дуновению зефира, вспорхнуть на спинку стула, но вместо этого величаво повалился на мягкую траву.

Около десяти часов Христиана, Фредерика и Лотарио удалились.

Гретхен осталась до полуночи. Потом женщины отвели ее в спальню.

Когда они снова вышли во двор, мужчин там уже не было и все огни были погашены. В саду воцарились ночь и тишина.

Через полчаса Гретхен, обеспокоенная тем, что никто не идет к ней и вокруг больше ни звука не слышно, открыла окно.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация