— Остальные собирались вернуться, — внезапно заволновался Бен. — Что, если их поймают?
Беверли выпрямилась, осознав, что уже почти задремала. Билл, вспомнила она, пригласил Майка Хэнлона к себе на ленч. Ричи собирался пойти домой со Стэном и перекусить сандвичами. И Эдди обещал принести игровую доску для пачиси. Они могли подойти совсем скоро, не подозревая о том, что Генри с дружками в Пустоши.
— Мы должны перехватить Билла и остальных, — решила Беверли. — Генри охотится не только за мной.
— Если мы вылезем, а они как раз вернутся…
— Да, но мы-то знаем, что они здесь. Билл и остальные — нет. Эдди даже не может бежать, они уже сломали ему руку.
— Ооссподи-суси! — выдохнул Бен. — Тогда нам придется рискнуть.
— Да. — Она сглотнула слюну и посмотрела на «Таймекс». В полумраке циферблат едва просматривался, но ей показалось, что уже второй час. — Бен…
— Что?
— Генри действительно рехнулся. Как тот парень в «Школьных джунглях». Он собирался меня убить, а эти двое ему в этом только бы помогли.
— Нет, — отмахнулся Бен. — Генри, конечно, псих, но не до такой степени. Он только…
— Только — что? — спросила Беверли. Вспомнила Генри и Патрика на свалке автомобилей под ярким солнцем. Пустые глаза Генри.
Бен не ответил. Он думал. Многое менялось, так? А когда ты сам часть этих перемен, заметить их сложнее. Надо отступить в сторону, чтобы увидеть их… и при этом еще придется постараться. Когда закончился учебный год, он только боялся Генри, но лишь потому, что Генри был крупнее и измывался над младшими: мог схватить первоклассника, до боли заломить ему руку за спину и отпустить, плачущего, дав еще и пинка. Но ничего больше. Потом он изрезал живот Бену. Далее последовала битва камней, и Генри бросал М-80 людям в голову. Эти фейерверки могли убить человека. Легко могли убить. И выглядел он теперь по-другому… почти что одержимым. Его следовало остерегаться постоянно, как следует остерегаться тигров или ядовитых змей, если ты в джунглях. Но к этому привыкаешь. Настолько привыкаешь, что не видишь в этом ничего необычного, принимаешь за атрибут жизни. Но Генри рехнулся, так? Да. Бен понимал это и в последний день школьных занятий, но сознательно отказывался в это верить или помнить об этом. В такое не хотелось верить, и помнить о таком не хотелось. И внезапно в голову проникла мысль — решительная мысль, не позволяющая сомневаться в ее непреложности, — проникла и расползлась, как холодная октябрьская грязь. «Оно использует Генри. Может, и других тоже, но их Оно использует уже через Генри. И если это соответствует действительности, то Беверли все говорит правильно. Это тебе не заворот руки за спину или подзатыльник во время самостоятельных занятий в конце учебного дня, пока миссис Дуглас читает за столом свою книгу, и не толчок на школьной игровой площадке, после которого ты падаешь и обдираешь коленку. Если Оно использует Генри, тогда Генри может пустить в ход нож».
— Одна старая женщина увидела, как они пытались меня побить, — говорила Беверли. — Генри бросился за ней. Разбил задний фонарь ее автомобиля.
Это встревожило Бена больше всего. Интуитивно он понимал, как и большинство детей, что они живут ниже плоскости зрения, а потому и плоскости мышления, большинства взрослых. Когда взрослый шел по улице, погруженный в свои взрослые мысли о работе, о встречах и покупке автомобиля или о чем там еще думают взрослые, он никогда не замечал детей, играющих в классики, или в войну, или в пятнашки, или в чай-чай-выручай, или в прятки. Хулиганы вроде Генри могли всласть измываться над другими детьми, если помнили о том, что должны оставаться ниже плоскости видения взрослых. В самом крайнем случае проходящий взрослый мог сказать что-то вроде: «Почему бы вам это не прекратить?» — и двинуться дальше, не дожидаясь, чтобы посмотреть, прекратил хулиган безобразничать или нет. Так что хулиган обычно вел себя смирно, а когда взрослый поворачивал за угол… принимался за свое. Словно взрослые думали, что реальная жизнь начинается лишь после того, как человек становился выше пяти футов.
Если Генри набросился на какую-то старушку, он тем самым поднялся выше плоскости видения взрослых. И Бен не мог найти более убедительного свидетельства безумия Генри.
По лицу Бена Беверли поняла, что он ей верит, и испытала облегчение. Она могла не говорить о том, что мистер Росс просто сложил газету и ушел в дом. Она не хотела говорить об этом. Слишком это пугало.
— Пошли на Канзас-стрит. — Бен резко открыл потайную дверцу. — Приготовься к тому, что придется бежать.
Он высунулся из клубного дома и огляделся. На поляне царило спокойствие. Слышалось лишь журчание Кендускига, протекающего совсем рядом, пение птиц, мерное урчание дизельного двигателя тепловоза на железнодорожной станции. Больше ничего — и это настораживало. Наверное, гора упала бы с плеч Бена, если б он услышал, как Генри, Виктор и Рыгало с руганью ломятся через кусты на берегу. Но эти звуки до его ушей не доносились.
— Вылезаем. — Он выбрался сам и помог вылезти Беверли. Она тоже тревожно огляделась, руками пригладила волосы, поморщилась, почувствовав, какие сальные.
Он взял ее за руку, и сквозь кусты они направились на Канзас-стрит.
— Нам лучше не показываться на тропе.
— Нет, — возразила Беверли. — Мы должны спешить.
Он кивнул.
— Хорошо.
Они вышли на тропу и зашагали на Канзас-стрит. Однажды она споткнулась о камень на тропе и…
7
Территория семинарии — 2:17
…Генри тяжело упал на посеребренный луной тротуар. Что-то буркнул, а вместе с бурчанием полилась кровь, расплескалась по треснутому бетону. В лунном свете она выглядела черной, как кровь жука. Генри долго и тупо смотрел на кровь, потом поднял голову, чтобы оглядеться.
Канзас-стрит в столь поздний час спала. Дома стояли темные, лишь кое-где горели ночники.
Ага. Канализационная решетка.
Шарик с улыбающейся физиономией, привязанный к одному из стальных прутьев, покачивался под слабым ветерком.
Генри поднялся на ноги, прижимая к животу липкую руку. Ниггер приложил его крепко, но Генри приложил ниггера сильнее. Дассэр. И Генри чувствовал, что по сравнению с ниггером он еще очень легко отделался.
— Парню крышка, — пробормотал Генри и, пошатываясь, миновал воздушный шарик. Свежая кровь, продолжающая сочиться из раны на животе, заблестела на руке. — С ним покончено. Сделал сопляка. Сделаю их всех. Будут знать, как бросать камни.
Мир покачивался на длинных, пологих волнах, тех самых комберах, какие показывали по стоящему в палате телику перед каждой серией «Отдела 5–О»,
(арестуй их, Дэнно, ха-ха, Джек гребаный Лорд
[316]
в порядке. Джек гребаный Лорд очень даже в порядке)
