и Генри мог Генри мог Генри мог почти…
(слышать звук, который издавали большие парни с Оаху, когда поднимались на гребень и сотрясали
(сотрясалисотрясалисотрясали
(реальность мира. «Пайплайн».
[317]
«Шантис».
[318]
Помните «Пайплайн»? «Пайплайн» была очень ничего. «Уайп-аут».
[319]
Безумный смех в самом начале, напоминающий смех Патрика Хокстеттера. Гребаный пидор. Дрочил себе, как и мне)
что его волновало, так это
(черт, гораздо лучше, чем хорошо, все просто ОТЛИЧНО, все ПРОСТО ЗАМЕЧАТЕЛЬНО
(хорошо Пайплайн седлай ее не отступай мои ребята ловят волну и
(седлают
(седлаютседлаютседлают
(волна и тротуар серфингуют со мной седлай
(волну седлай мир но держи)
ухо в голове: оно продолжало слышать тот громкий дребезжащий звон; глаз в голове: он продолжал видеть голову Виктора, поднимающуюся на конце той пружины, с веками, и щеками, и лбом, татуированными розочками крови.
Генри смотрит налево и сквозь застилающий глаза туман видит, что дома уступили место высокой зеленой изгороди. Над ней возвышается узкая, мрачная викторианская глыба Теологической семинарии. Все окна темны. Последние выпускники покинули стены семинарии в июне 1974 года. Тем же летом двери семинарии закрылись, и если кто теперь и входил в это здание, то в одиночестве… и по разрешению клуба болтливых женщин, которые именовали себя «Историческим обществом Дерри».
Генри подошел к дорожке, которая вела к парадной двери. Ее перегораживала тяжелая цепь, с которой свисала металлическая табличка с надписью «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН, ТЕРРИТОРИЯ ОХРАНЯЕТСЯ ПОЛИЦЕЙСКИМ УПРАВЛЕНИЕМ ДЕРРИ».
Здесь ноги Генри заплелись, и он вновь тяжело плюхнулся на тротуар. Шмяк! Впереди автомобиль выехал на Канзас- с Хоторн-стрит. Свет залил мостовую и тротуары. Генри всматривался в ослепительное сияние, пока не увидел мигалки на крыше: к нему приближался легавомобиль.
Он прополз под цепью и свернул налево, под прикрытие зеленой изгороди. Ночная роса приятно холодила разгоряченное лицо. Генри уткнулся в траву, поворачивал голову из стороны в сторону, пил, что мог выпить.
Патрульная машина проплыла мимо, не снижая скорости.
Потом внезапно включилась мигалка, разгоняя темноту вспышками синего света. На пустынных улицах в сирене не было никакой необходимости, но она вдруг заревела во всю мощь. С мостовой донесся визжащий скрип покрышек.
«Поймали, меня поймали», — запричитал разум… и лишь потом Генри сообразил, что патрульная машина удаляется от него по Канзас-стрит. Мгновение спустя адский, пронзительный вой наполнил ночь, надвигаясь на него с юга. Он представил себе огромного, с шелковистой шерстью, черного кота, прыжками несущегося в темноте, с зелеными глазами и стоящей дыбом шерстью, Оно в новом обличье, спешащее к нему, спешащее пожрать его.
Мало-помалу (и только по мере того, как вой стал стихать) он сообразил, что мимо проехала «скорая», в том же направлении, что и легавомобиль. Дрожа всем телом, Генри лежал на мокрой траве, теперь слишком холодной, борясь
(пей друг веселись друг рок-н-ролль у нас курицы в сарае в каком еще сарае в моем они сарае)
с тошнотой. Он боялся, что выблюет все кишки, если его начнет рвать… а ему предстояло убрать еще пятерых.
«„Скорая“ и патрульная машина. Куда они направлялись? Разумеется, в библиотеку. К ниггеру. Но они опоздали. Я его прирезал. Могли бы и не включать сирену, парни. Он ее не услышит. Он такой же мертвый, как и заборный столб. Он…
А мертвый ли?»
Генри облизнул трескающиеся губы сухим языком. Будь ниггер мертв, сирена не оглашала бы ночь криком раненой пантеры. А оглашала только потому, что он им позвонил. Так возможно — только возможно — ниггер не мертв.
— Нет, — выдохнул Генри, перекатился на спину и уставился в небо, на миллиарды сверкающих там звезд. Оно прибыло оттуда, это он знал. Откуда-то с неба… Оно…
(прибыло извне охочее до земных женщин прибыло чтобы ограбить всех женщин и изнасиловать всех мужчин слушай Фрэнк ты хотел сказать ограбить всех мужчин и изнасиловать всех женщин кто ведет это шоу глюпый человек, ты или Джессус? Виктор частенько так говорил или что-то похожее на это)
прибыло из межзвездного пространства. От одного взгляда на звездное небо по коже побежали мурашки: слишком оно большое, слишком черное. И так легко представить себе, как оно все становится красным, так легко представить себе, как из линий огня формируется Лицо…
Он закрыл глаза, дрожа всем телом, прижимая руки к животу, и подумал: «Ниггер мертв. Кто-то услышал, как мы дрались и вызвал копов, чтобы они проверили, что там такое, ничего больше».
Но зачем «скорая»?
— Заткнись, заткнись, — простонал Генри. Он вновь почувствовал прежнюю ярость; вспоминал, как они снова и снова били его в те давние дни — давние дни, которые казались теперь такими близкими и жизненно важными, — как всякий раз, когда он уже думал, что они у него в руках, каким-то образом они ускользали, просачиваясь сквозь пальцы. Так произошло и в тот последний день, когда Рыгало увидел эту сучку, бегущую по Канзас-стрит к Пустоши. Он это помнил, да, помнил достаточно ясно. Когда тебя пинают в яйца, ты это запоминаешь. А в то лето с ним такое случалось снова и снова.
Генри с трудом сел, морщась от пронзающей кишки боли.
Виктор и Рыгало помогли ему спуститься в Пустошь. Он шел как мог быстро, несмотря на дикую боль в яйцах и нижней части живота. Потому что пришло время с этим покончить. Они следовали по тропе, ведущей к поляне, от которой пять или шесть троп расходились, словно радиусы паутины. Да, именно здесь играли эти сопляки; и определить это мог не только Тонто.
[320]
Тут и там валялись обертки от конфет и батончиков, оборванный конец от рулона пистонов, черных и красных. Несколько досок и опилки говорили о том, что здесь еще и что-то строили.
Он помнил, как стоял посреди поляны и оглядывал деревья в поисках шалаша, построенного на одном из них. Если бы нашел, то залез бы в него и, прячься девчонка там, перерезал бы ей глотку, а потом щупал бы за сиськи, пока они не перестали бы двигаться.
Но найти шалаш он не смог, как не смогли ни Виктор, ни Рыгало. И знакомое раздражение охватило его. Они с Виктором оставили Рыгало стеречь поляну, а сами пошли к реке. Но и там не нашли следов девчонки. Он помнил, как наклонился, поднял камень и…
