Теперь они сидели втроем, все вместе, и пусть яйца ужасно болели, нож, лежащий в переднем левом кармане, вселял спокойствие. Он чувствовал, что скоро снова пустит его в ход. Другие вернутся, чтобы продолжить их детские игры, и тогда начнется резня. Голос с луны все ему расписал, пока он стоял на коленях рядом с отцом, и по пути в город он не мог оторвать глаз от бледного призрака-диска в небе. И видел не луну, а человеческое лицо — ужасное мерцающее лицо-призрак с кратерными дырами вместо глаз и беззубой ухмылкой, растянутой чуть ли не до скул. Оно говорило
(здесь внизу мы летаем Генри мы все летаем ты тоже скоро будешь летать)
всю дорогу. «Убей их всех, Генри», — вещал голос-призрак с луны, и Генри понимал, о ком речь. Чувствовал, что затея эта ему по душе. Он убьет их всех, своих мучителей, и тогда все эти неприятные мысли — что он теряет хватку, что неумолимо приближается к большому миру, где не сможет верховодить, как на игровой площадке начальной школы Дерри, к миру, где жирдяй, и ниггер, и этот заикающийся выродок будут расти, а он только становиться старше — уйдут.
Он убьет их всех, и голоса — и те, что внутри, и тот, что говорил с ним с луны, — оставят его в покое. Он убьет их, и вернется домой, и будет сидеть на заднем крыльце, положив на колени отцовский японский меч-сувенир. Будет пить отцовское пиво. Будет слушать радио, но не бейсбол. Бейсбол — это для обывателей. Вместо этого он послушает рок-н-ролл. Хотя Генри этого не знал (и плевать хотел, если б знал), в этом он и Неудачники придерживались одного мнения: рок-н-ролл — это очень даже круто. «У нас курицы в сарае, в каком еще сарае, в моем они сарае».
[322]
И все тогда будет хорошо, все тогда будет отлично; все тогда будет тип-топ, а что может произойти потом, уже не будет иметь ровно никакого значения. Голос о нем позаботится — Генри это чувствовал. «Если ты заботишься об Оно, Оно позаботиться о тебе. Так заведено в Дерри с незапамятных времен».
Но сопляков нужно остановить, остановить скоро, остановить сегодня. Так сказал ему голос.
Генри достал из кармана новый нож, посмотрел на него. Покрутил, восхищаясь тем, как подмигивает солнце и соскальзывает с хромированной поверхности. А потом Рыгало схватил его за руку и просипел:
— Посмотри на это, Генри! Ё-моё! Посмотри!
Генри посмотрел, и яркий свет понимания вспыхнул в голове. Квадратный участок поляны поднимался, словно по волшебству, открывая растущую щель темноты. Только на мгновение он почувствовал ужас, решив, что это обладатель того голоса… потому что Оно обитало где-то под городом. Потом услышал скрип земли в петлях и понял. Они не смогли найти шалаш на дереве, потому что его и не было.
— Господи, мы же стояли прямо над ними, — прошептал Виктор, когда из квадратного люка в центре поляны появились голова и плечи Бена. Виктор уже рванулся на поляну, но Генри схватил и удержал его.
— Разве мы не собираемся сделать их, Генри? — спросил Виктор, когда Бен вылезал из подземелья. Оба тяжело дышали.
— Мы их сделаем, — ответил Генри, не сводя глаз с ненавистного жирдяя. «Еще один любитель бить по яйцам. Я тебе ударю по яйцам так, что ты сможешь носить их, как серьги, жирная падла. Подожди и увидишь, что так и будет». — Не волнуйся.
Жирдяй помогал сучке вылезти из ямы. Она тревожно огляделась, и на мгновение Генри решил, что она смотрит прямо на него. Но потом ее взгляд сместился в сторону. Парочка пошепталась, направилась к подлеску и исчезла из виду.
— Пошли. — Генри поднялся, когда треск веток и шуршание листьев стихло. — За ними. Но идем тихо и близко не подходим. Я хочу взять их всех.
Втроем они пересекли поляну, пригнувшись, зыркая во все стороны, словно разведчики в тылу врага. Рыгало остановился, чтобы заглянуть в клубный дом, и изумленно покачал головой.
— Я же сидел у них на голове.
Генри нетерпеливо махнул рукой, предлагая не задерживаться.
Они шли по тропе, чтобы не шуметь. Половина пути до Канзас-стрит осталась позади, когда сучка и жирдяй, держась за руки («Ну не клево ли?» — чуть ли не в экстазе подумал Генри), появились буквально перед ними.
К счастью, спиной к Генри и его компании, и никто из них не оглянулся. Генри, Виктор и Рыгало застыли, а потом сошли с тропы в кусты. И вскоре Бен и Беверли превратились в две рубашки, едва видимые сквозь зелень. Троица продолжила преследование… осторожно. Генри вновь достал нож и…
9
Генри подвозят — 2:30
…надавил на хромированную кнопку на рукоятке. Лезвие выскочило. Генри мечтательно посмотрел на него. Ему нравилось, как звездный свет играл на стали. Он понятия не имел, сколько прошло времени. Теперь он то уплывал из реальности, то возвращался в нее.
Какой-то звук вторгся в сознание Генри и начал нарастать. Шум автомобильного двигателя. Он приближался. Глаза Генри раскрылись в темноте. Он крепче сжал нож, ожидая, что автомобиль проедет мимо.
Не проехал. Свернул к тротуару за зеленой изгородью и остановился, двигатель теперь работал на холостых оборотах. Поморщившись (живот у него затвердевал; уже стал как доска, и кровь лениво сочилась меж пальцев, обретя вязкость кленового сока в период его сбора, который начинался в конце марта или в начале апреля), Генри поднялся на колени и чуть раздвинул жесткие ветки зеленой изгороди. Увидел свет фар и силуэт автомобиля. Копы? Его рука сжимала нож и расслаблялась, сжимала и расслаблялась, сжимала и расслаблялась.
«Я прислал за тобой автомобиль, Генри, — прошептал голос. — Вроде такси, ты понимаешь. В конце концов, нам как-то надо побыстрее доставить тебя в „Таун-хаус“. Ночь проходит».
Голос издал сухой смешок и замолчал. Остались только стрекот цикад да шум работающего на холостых оборотах двигателя. «Похоже, у него глушитель „бомба с вишнями“»,
[323]
— рассеянно подумал Генри.
Он неуклюже поднялся и вновь вышел на дорожку, ведущую к парадному входу в семинарию. Выглянул из-за изгороди. Не легавомобиль: никаких мигалок на крыше и обводы другие. Обводы… старой модели.
Генри вновь услышал хихиканье… а может, это ветер шелестел листвой.
Он вышел из тени изгороди, прополз под цепью, вновь поднялся, направился к автомобилю, который появился в этом черно-белом полароидном мире лунного света и непроницаемых теней. Выглядел Генри ужасно: джинсы, чуть ли не до колен пропитавшиеся кровью, почерневшая от крови рубашка, белое пятно лица под короткой казенной стрижкой.
