Не осмелившись взглянуть на Зака, она спрыгнула со сцены и протолкалась сквозь толпу к выходу. Ее хватали за руки, репортеры выкрикивали вопросы. Она не обращала внимания. Она спешила прочь, зная только одно: пройдя через этот ужас, она избавилась от чувства вины. К сожалению, освободившееся место заняла боль, такая сильная, так глубоко проникшая, что от нее вряд ли удастся избавиться.
В воротах она помедлила. Обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на Зака. Он говорил в микрофон, обращаясь к журналистам, завладевая их вниманием. На долю секунды их взгляды встретились.
Отсюда, издалека, нельзя было разглядеть злость и разочарование в его глазах. Но она знала это и не глядя на него. Ведь он предупреждал, к чему приведет еще одна попытка смошенничать. Если у него и было какое-то чувство к ней, теперь оно растоптано: Зак не может любить мошенницу.
Но самым ужасным было сознание того, что она сделала все возможное для уничтожения просыпавшейся в нем веры.
На следующий день, рано утром, Рейчел стояла у двери с вывеской «Покупки через века – антикварные редкости». Одна рука сжимала медальон. В другой было письмо от агента. «Возвращаю вашу рукопись, – писал он. – Она никого не интересует». Ничего удивительного. Теперь вообще не будет ни удивления, ни потрясения. Удивления и потрясения ожидают того, кто верит во что-то. А она ни во что не верит.
Набрав полные легкие воздуха, она вошла в лавку.
– Мистер Сантос!
Он немедленно возник в дверях задней комнаты.
– Рейчел, дорогая. Я ждал вас. Проходите, выпьем чашку чая. Сегодня это будет лаванда с каплей вербены. Именно то, что нужно в вашем состоянии.
Она прошла за антикваром, напоминая себе, что больше не удивляется. Старик не мог знать, что она придет, но знал – ничего удивительного.
– Мое состояние? – переспросила она. – Какое состояние?
– Депрессия. Меланхолия. – Он взглянул поверх очков в проволочной оправе. – И немалая толика несчастной любви, если я не ошибаюсь. Садитесь, садитесь.
Она жалобно вздохнула. Да, нужно признать, что немножко удивления есть. Но ведь это мистер Сантос.
– Вы не ошиблись относительно моих чувств. Но пришла я не поэтому.
Он занялся разливанием чая.
– Нет?
– Нет. – Лучше сразу покончить с этим. Это будет легко. После вчерашнего – раз плюнуть. – Я пришла, чтобы продать медальон.
Он поставил на стол хрупкую чашечку и сел напротив.
– Вы уверены? – тихо спросил он, поглаживая белоснежную бороду.
– Да. У меня нет выбора.
– Выбор у нас всегда есть, моя милая.
Она выставила подбородок.
– Я и выбрала – продать медальон.
Мистер Сантос изучал ее печальными глазами.
– У вас больше нет веры? – спросил он с сочувствием. – Ваша вера в чудеса уничтожена полностью?
Полагаться на свой голос она не решалась и потому просто кивнула.
– Еще огонек погас, – сказал он грустно. – А я так надеялся, что станет одним больше, а не меньше.
– Курт был бы в восторге от встречи с вами, – пробормотала Рейчел, ни слова не поняв из сказанного.
– Ах да, Моррис. Двадцать семь лет. Еще огонек, который мне предстоит разжечь.
– Мистер Сантос, относительно медальона…
– Да-да, – сказал он живо, – сегодня я не смогу его взять. В понедельник, пожалуй.
– В понедельник? Почему в понедельник?
– Потому что у него будет уик-энд, чтобы исполнить желание. – В его ярких голубых глазах появилось суровое выражение. – Вы ведь не загадывали желаний, не правда ли?
– Загадывала, – возразила она. – Столько, что мне и не сосчитать.
– Но не самое заветное.
Рейчел растерялась. Он прав. Она не загадывала самого заветного, потому что не хватило смелости. Находились более важные желания, более неотложные желания, желания более необходимые.
– Но…
– Довольно оправданий, моя милая. – Он нахмурился. – Если вы хотите, чтобы магия медальона подействовала, нужно следовать правилам. Не мне напоминать вам об этом.
Она потянулась за медальоном и сжала в ладони.
– Вы не понимаете, – прошептала она. – Я должна иметь веру. А у меня ее нет.
– Значит, ваше желание не осуществится. Мне очень жаль, но это так. Вы должны верить. И загадать самое заветное. А теперь бегите домой. И подумайте хорошенько. Если вы и в понедельник захотите продать медальон, я возьму его и устрою в хороший дом. Вы получите нужные вам деньги и заживете превосходно. – Он сверкнул глазами. – Вы ведь заживете превосходно?
Без Зака – нет. Без любви – нет.
– Нет, – призналась она.
Он кивнул.
– Вот это верно. Я знал, что вы поймете. А теперь идите. У вас есть дело. – Он встал и проводил Рейчел до двери. Взяв ее руку, он проговорил: – Дорогая моя, я не думаю, что мы еще встретимся. И это меня радует. Всего хорошего.
– Но вы говорили…
Он наклонился и поцеловал ее в лоб. Она замерла, уловив смутно знакомый аромат. Там был сосновый лес и снег, бубенцы под дугой и смеющиеся дети, морозные ночи под звездным пологом. Но больше всего там было магии и чудес, надежды и веры.
– До свиданья, мистер Сантос, – услыхала она свой голос. – Спасибо вам за все.
С этими словами она переступила порог и быстро зашагала прочь от лавки. И ни разу не оглянулась.
Нана ждала ее. На щеках у бабушки цвели розы – почти такие же красные, как ее волосы.
– Ты пропустила самое интересное! – воскликнула она. – Зак заезжал.
Рейчел застыла.
– Чего он хотел?
– Он очень беспокоился за тебя. Велел позвонить, как только ты вернешься. И еще спрашивал, смотрела ли ты утреннюю газету.
– Не успела. А что?
Бабушка мигнула.
– Не знаю. Как же это я не спросила?
– Это и есть самое интересное?
Нана всплеснула руками.
– Что ты, нет! Зайди в кабинет. То-то удивишься.
– Я приняла решение. Ничему больше не удивляться, – упорствовала Рейчел, идя за инвалидным креслом по коридору.
– Этому удивишься. – На пороге кабинета Нана указала в угол. – Вон там.
– Что? Сникзифов тарантул?
– Нет-нет. Это Сникзифов сторож. За тарантулом.
Рейчел подошла и заглянула за механическое чудище. На полу лежал ее лучший шерстяной свитер. На свитере устроился Сникзиф. А вокруг Сникзифа копошилось полдюжины попискивающих котят.
Она закрыла глаза.
