— И еще кое-что очень важно… Если я уволюсь без
предупреждения, они все будут довольны — еще бы, мужчины не удирают, чтобы
жениться. Я не могу предавать свой пол. Из Пуэрто-Рико я сообщу, что ухожу,
поскольку мне предоставлена лучшая должность. Я думала, что это будет должность
твоей жены! — с вызовом закончила она.
— Спасибо, — едва ли не робко сказал Рамон и начал
приближаться к ней улыбаясь.
Кэти, чье настроение заметно улучшилось, отступила.
— Я еще не закончила, — сказала она, ее глаза блестели. — Ты
говорил мне, что хотел бы видеть наши отношения честными, а когда я веду себя
честно, ты запугиваешь меня. Если ты хочешь, чтобы я была с тобой откровенной,
я должна быть уверена, что ты готов выслушать правду.
Ты был несправедлив несколько минут назад, и я думаю, у тебя
невыносимый характер!
— А у тебя, злюка? — нежно спросил ее Рамон.
— Не думаю! — воскликнула Кэти, топнув каблучком. — Когда я
дотронулась до тебя, я хотела быть ближе к тебе. Я не лукавила!
Измученная своими жалобами, Кэти сердито смотрела в сторону,
избегая встретиться с ним взглядом. В голосе Рамона были и признание его вины,
и просьба:
— А сейчас ты не хочешь коснуться меня?
— Ничуть!
— Даже если я скажу, что виноват, Кэти?
— Да.
— И ты не мечтаешь быть ближе ко мне, Кэти?
— Нет, не мечтаю.
— Посмотри на меня. — Пальцы Рамона коснулись ее подбородка,
приблизили ее лицо к себе. — Я неосторожно задел тебя, теперь ты — меня, и все
это, несмотря на наше влечение друг к другу. Мы можем изощряться в нанесении
уколов друг другу, пока гнев не испарится, или не делать этого, а попытаться
понять друг друга. Я не знаю, какой путь ты выберешь.
Она посмотрела в его полные решимости глаза и все поняла.
Черты ее лица дрогнули. Перед ним стояла прежняя Кэти — милая, ранимая и…
смущенная. От прошедшей грозы ее голубые глаза потемнели. Она глубоко
вздохнула, как ребенок, и храбро сказала:
— Обними меня.
С нежностью, в которой сквозило нетерпение, Рамон заключил
ее в свои объятия.
— И я хочу, чтобы ты поцеловал меня.
— Как? — нежно выдохнул он.
— Как друга — ты же не сердишься, — ответила Кэти, смущенная
вопросом.
Его губы прижались к ней, они были теплыми, но плотно
сжатыми.
— И не только дружески, — задыхаясь, уточнила она.
Его губы жадно прильнули к ней, его руки неутомимо гладили
ее по плечам, по спине, затем скользнули ниже, заставляя теснее прижаться к его
возбужденному телу. Продолжая целовать, он опустил ее на софу и пытался
расстегнуть крошечные пуговицы шелковой блузки. Не справившись с ними, он,
чисто по-мужски, переложил всю работу на Кэти.
— Расстегни пуговицы, — низким настойчивым голосом велел он.
Казалось, Кэти понадобилась на это целая вечность. У нее
дрожали руки, а Рамон не переставал покрывать ее поцелуями. Когда она
наконец-то покончила с последней пуговицей, он оторвался от девушки и нетвердо
прошептал:
— Я хочу, чтобы ты сняла ее для меня.
Сердце Кэти бешено заколотилось, она вытащила руки из
рукавов, белый шелк скользнул вниз. Взгляду Рамона предстал кружевной
бюстгальтер.
— Это тоже.
С пламенем в каждой клеточке тела, Кэти расстегнула
бюстгальтер. Ее круглые груди цвета слоновой кости открылись его взгляду, в
котором было что-то собственническое, соски медленно затвердели, когда его
пальцы, вслед за взглядом, коснулись их. Глаза загорелись, и голос огрубел от
желания:
— Я хочу увидеть моего ребенка у твоей груди. Смущение Кэти
затмилось желанием, поднимающимся в ней. Сдерживая дрожь, она сказала:
— Сейчас мой ребенок — это ты.
— Дай мне пить, Кэти! Я жажду.
Неудержимое возбуждение потрясло ее, когда, положив ладонь
на его затылок, она прижала к себе темную голову Рамона и одновременно
откинулась назад, предлагая ему свой сосок. Когда мужские губы коснулись ее
тела, она едва не закричала. Она не поняла почему. И только когда его губы
отпустили ее, по острому сожалению можно было заключить о силе наслаждения.
— Дай мне другую! — хрипло приказал он. Кэти, дрожа,
обхватила грудь и поднесла ее к его рту. Невыносимое блаженство, жгучий огонь
желания сотрясали ее тело, когда губы Рамона приникли к ее соску.
— Пожалуйста! — простонала она. — Я не могу больше ждать, ты
нужен мне!
— Ты не можешь? — выдохнул он.
Они упали на софу, его губы изучали ее ухо, изгиб ее шеи,
щеки. Обезумев от желания, Кэти почувствовала, как его руки скользнули ей под
юбку, рванули легкую ткань.
Пальцы Рамона замерли между ее ног.
— Ты хочешь меня, но ты не нуждаешься во мне, — выдохнул он.
Он говорил одно, а руки, лихорадочно ласкавшие, говорили другое.
Кэти едва не рыдала от желания, страстно гладя его упругое
тело.
— Ты мне нужен, — пылко прошептала она, обрушивая на него
неистовые поцелуи. — Пожалуйста! Рамон приподнял голову и почти грубо сказал:
— Я тебе не нужен!
Взяв ее руку, он плотно прижал ее к своей твердой,
возбужденной плоти.
— Вот кто нужен, Кэти! — Открыв потускневшие от желания
глаза, Кэти посмотрела в его искаженное лицо, когда он сказал:
— Ты хочешь меня, когда я держу тебя в своих объятиях, но я
нуждаюсь в тебе каждый миг своей жизни. Это желание не отпускает меня никогда,
желание сделать тебя моей скручивает меня в узел. — Внезапно он спросил:
— Ты знаешь, что такое страх?
Сбитая с толку внезапной переменой темы, Кэти смотрела на
красивые мрачные черты Рамона, но даже не пыталась ответить.
— Страх знать, что у меня нет никакого права желать тебя, и
знать, что это сильнее меня. Страх момента, когда ты увидишь мой маленький дом
и скажешь, что ты не хочешь жить там.
— Не терзай себя так! — умоляла Кэти, гладя пальцами
короткие волосы на его висках. — Пожалуйста, не надо.
— Страх — лежать ночью без сна, думая о том, что будет, если
ты не решишься стать моей женой, и о том, как я переживу все это. — Он нежно
вытер слезу, катившуюся по щеке Кэти. — Я боюсь потерять тебя, и если это
делает меня грубым и невыносимым, тогда я извиняюсь. Это только потому, что я
боюсь.
