— Если ты копнешь поглубже, ты обнаружишь, что она была
возвращена, так что не трать больше времени на досье. У тебя и так есть работа.
В дверь коротко постучали, и после этого немедленно
появилась элегантная секретарша:
— Аудиторы из Нью-Йорка. А еще два репортера из местных
газет спрашивают о запланированных интервью, и срочный звонок из Цюриха.
— Проводите аудиторов в комнату для совещаний, а репортеры
пусть приходят через месяц, скажите, сейчас это некстати. Я перезвоню в Цюрих
позже.
Кивнув, секретарша удалилась, и ее юбка пленительно обвивала
длинные, стройные ноги.
Мигель проводил девушку глазами, и его лицо выразило
восторг.
— Знаешь, твой отец хорошо разбирался в секретаршах. Элис
просто изумительна, — заметил он тоном беспристрастного эстета.
Рамон отпер массивный стол и, не отвечая, вытащил три
тяжелые папки с грифом «Конфиденциально».
— Кстати, о красивых женщинах, — продолжал Мигель с деланным
безразличием, упаковывая бумаги и собираясь уходить. — Когда я смогу
познакомиться с дочерью бакалейщика?
Дотянувшись до селектора, Рамон нажал кнопку и продиктовал
инструкции Элис:
— Пусть Дэвид и Рамирес подъедут. Когда они появятся,
отправьте их в комнату для совещаний к аудиторам. — Помолчав, Рамон произнес,
все еще внимательно изучая документы:
— О какой дочери бакалейщика идет речь?
Мигель широко раскрыл глаза:
— О той, которую ты привез из Штатов. Эдуарде говорит, что
она действительно хороша. Зная, как он не любит американских женщин, надо
думать, что она чрезвычайно красива. Он сказал, что она — дочь бакалейщика.
— Дочь?.. — На мгновение лицо Рамона стало озадаченным,
затем твердая линия его подбородка медленно расслабилась. Его глаза, холодные и
жесткие, вспыхнули теплом, и необъяснимая улыбка коснулась его сурового рта. —
Кэти, — громко произнес он. — Он говорит о Кэти. — Откинувшись на спинку
кресла, Рамон прикрыл глаза. — Как я мог забыть, что здесь Кэти? — Глядя на
Мигеля из-под полуприкрытых век, Рамон сказал с кривой улыбкой:
— Кэти — дочь богатого американца, который владеет большой
сетью супермаркетов. Вчера я прилетел с ней из Штатов. Она будет жить у
Габриэлы и Эдуарде в течение двух недель, пока мы не поженимся.
Пока Рамон кратко объяснял, почему ввел Кэти в заблуждение,
Мигель снова уселся в кресло, которое он только что собирался покинуть. Он
потряс головой:
— Dios mio, я подумал, что она твоя любовница.
— Эдуарде знает, что нет. Он действительно недолюбливает
американских женщин и думает, что я изменю свое решение жениться на ней. Между
тем, из уважения ко мне, он относится к ней как к гостье и не обсуждает с ней
мое прошлое.
— Но вся деревня сплетничает о твоем возвращении. Твоя Кэти
непременно узнает кой-какие сплетни.
— Услышит сплетни? Кэти не говорит по-испански. Поднявшись
из кресла, Мигель бросил печальный взгляд на Рамона:
— Что касается членов моей семьи, они все говорят
по-английски, и младший может нечаянно подставить тебя.
— Только лишь твои родители, Габриэла и ее муж помнят свой
английский, — сухо заметил Рамон. — До сегодняшнего дня твои братья и сестры
знали только испанский.
— Рамон, надеюсь, больше тебе нечем меня удивить?
— Я хочу, чтобы ты был моим шафером. Мигель угрюмо
улыбнулся:
— Это меня не удивляет. Я всегда надеялся быть твоим
шафером, ты ведь прилетел из Афин, чтобы быть моим. — Он протянул руку через
стол:
— Прими мои поздравления, друг.
Его твердое рукопожатие выразило и удовольствие, и
невысказанное сожаление по поводу финансовых потерь Рамона.
— Я вернусь к работе над бумагами твоего отца.
Зазвонил внутренний телефон, и голос секретарши сообщил, что
два поверенных, которых Рамон вызвал, ожидают его в комнате для совещаний
вместе с аудиторами.
Все еще оставаясь за столом, Рамон смотрел, как Мигель
уходит, ступая по толстому золотистому ковру. Когда дверь за ним захлопнулась,
Рамон обвел глазами свой кабинет, как бы прощаясь с ним навсегда,
бессознательно запоминая всю обстановку в ее величии.
Пейзаж Ренуара, который он приобрел за непомерную сумму у
коллекционера, был вставлен в раму и освещен снизу специальной подсветкой. Его
краски резко контрастировали с роскошными стенами из орехового дерева. Рамон
продал с аукциона все, что принадлежало лично ему, чтобы приобрести заем для
корпорации, еще до того, как обнаружил, что его деньги бессильны что-либо
изменить. Ренуар вскоре уйдет с аукциона. Рамон печально понадеялся, что новый
владелец будет любить картину так же сильно, как и он сам.
Откинувшись в кресле, Рамон прикрыл глаза. Через минуту он
собирался пойти в комнату для совещаний, освободить аудиторов и дать инструкции
поверенным корпорации, как подготовить необходимые документы, сообщающие судам
и деловому миру, что «Гальварра интернэшнл» понесла урон. Обанкротилась.
В течение четырех месяцев он боролся за ее спасение.
Он проиграл… Теперь он мог лишь удостовериться в том, что
она умерла быстро и достойно.
Каждую ночь он просыпался от ужаса перед тем, что сейчас
свершилось. Но теперь он принял свое поражение без того страдания, которое
испытал бы две недели назад.
Теперь у него была Кэти.
Рамон отдавал всю свою жизнь корпорации. Теперь весь ее
остаток он собирался посвятить Кэти. Только Кэти.
Впервые за многие годы Рамон чувствовал себя глубоко
религиозным. Это было похоже на то, что Бог решил забрать у него семью,
имущество, положение, и тогда, обнаружив, что у Рамона ничего не осталось, он
сжалился и дал вместо этого всего Кэти. И Кэти возместила все, что он потерял.
Кэти подвела губы розовато-коричневой помадой в тон
блестящему лаку на длинных овальных ногтях, подкрасила глаза и пробежала
пальцами по волосам. Удовлетворенно улыбнувшись, она отвернулась от зеркала на
туалетном столике и взглянула на часы. В половине шестого было еще светло, а
Рамон сказал Габриэле, что придет между половиной шестого и шестью, чтобы
поужинать с Кэти у Рафаэля.
Поддавшись порыву, Кэти решила выйти и встретить его.
Переодевшись в белые брюки и шелковую блузку с белоснежной отделкой, она
выскользнула из дома, радуясь возможности избежать достаточно угнетающего
присутствия Эдуарде, мужа Габриэлы, который относился к ней со скрытой
недоброжелательностью.
