В этом альбоме было все, включая начало конца. Среди
рассказов о корпорации, терпящей финансовый крах в Иране, были и фотографии
наполовину недостроенных небоскребов в Чикаго и Сент-Луисе.
Кэти закрыла альбом и обвила его руками, прижимая к сердцу.
Она терлась щекой о его крышку, а ее тело сотрясалось от рыданий.
— О, дорогой, почему ты не рассказал мне? — судорожно
всхлипывала она.
Глава 19
Гарсия отнес последние два чемодана в «роллс», и Кэти
повернулась к Габриэле, которая уныло стояла в гостиной.
— Мне так жаль, — прошептала Габриэла, когда Кэти
попрощалась с ней, — мне так жаль.
Эдуарде шагнул вперед и холодно протянул руку.
— Счастливого полета, — сказал он, и его голос был еще более
отчужденным, чем когда-либо.
Гарсия открыл дверцу «роллса», и Кэти села. Она взглянула на
роскошный, обшитый белой кожей салон, который однажды поразил ее. Конечно же,
это была машина Рамона, осознала Кэти с внезапной болью. Неудивительно, что он
выглядел таким мрачным, когда она пришла от нее в восторг: он терял эту машину.
Он потерял все, даже ее.
Обнаружив, что Гарсия до сих пор не закрыл дверцу, Кэти
подняла на него глаза. Он полез в карман своей черной униформы и вытащил
банковский чек. Кэти уставилась на чек в немом горе. Он был на три с половиной
тысячи долларов, на пять сотен больше, чем она потратила. Очевидно, Рамон не
поверил ей даже тогда, когда она сказала правду.
Кэти почувствовала себя больной. То, в чем она себя
упрекала, не было ее виной! Если бы Рамон не пытался выдавать себя за обычного
фермера, она не была бы такой подозрительной и не боялась бы выйти за него
замуж. Она бы не чувствовала себя обязанной оплачивать половину покупок. Тогда
ничего бы не произошло. Но это случилось. Она опозорила и унизила его, и теперь
он отправляет ее домой.
«Отправляет меня назад», — подумала она, когда машина плавно
тронулась с места. Что с ней случилось, что она позволила Рамону отослать ее?
Еще не пришло время, чтобы становиться послушной. Но Кэти
задрожала от ужаса, вспомнив ярость, застывшую на его лице, убийственный гнев в
каждом отчетливо произносимом слове. Его угрозу: «Солжешь еще один раз, и я
сделаю так, что твой первый муж покажется тебе святым». Этого ему лучше было не
говорить!
Кэти прикусила губу, отчаянно пытаясь найти в себе хоть
какое-нибудь мужество, чтобы попросить старого шофера отвезти ее к Рамону и
объясниться с ним. Она обязана поехать к нему. Она без конца повторяла себе,
что Рамон не стал бы делать того, что сделал с ней Дэвид. Рамон не знал, как
напугал ее, когда сказал эти слова. В любом случае она не собирается лгать ему,
так что у него не будет причины.
Из этого ничего не выйдет, осознала Кэти. Она не могла
остаться с его яростью наедине. Подсознательно или нет, она безумно боялась
физической расправы.
Ей был необходим кто-то, кто пошел бы с ней к нему. Но ей
неоткуда ждать помощи. К тому же уже слишком поздно. Рамон ненавидит ее за то,
что она сделала. Нет, он любил ее. А если он любил, то не смог разлюбить так
быстро и просто.
«Он должен выслушать меня», — лихорадочно подумала Кэти,
когда темно-бордовый «роллс» плавно остановился, пропуская группу туристов,
переходящих через улицу. «Боже мой, кто-то должен заставить его выслушать
меня!» Как раз в это время Кэти увидела, как падре Грегорио идет через сквер от
своего маленького домика к церкви. Его темная сутана развевалась от легкого
ветерка. Он взглянул прямо на машину, увидел ее лицо через окно и медленно
отвернулся. Падре Грегорио никогда не поможет ей… Или?
«Роллс» уже тронулся с места. Кэти никак не могла найти
кнопку, чтобы открыть перегородку. Она постучала в нее и позвала:
— Остановитесь! Parese!
Но только по тому, как сузились глаза Гарсии в зеркале
заднего вида, она поняла, что он услышал ее. Очевидно, Рамон дал ему приказ
посадить ее на самолет, и именно это он и собирался сделать. Кэти попыталась
открыть дверь, но она была заблокирована.
В полном отчаянии она прикрыла рот рукой и закричала:
— Пожалуйста, остановитесь, меня сейчас стошнит. Это
сработало! Гарсия мгновенно остановил машину, открыл дверь и помог ей выйти.
Кэти оттолкнула руку изумленного старика.
— Мне уже намного лучше! — крикнула она и побежала через
площадь прямо в церковь к человеку, который однажды предлагал ей свою помощь.
Она метнула взгляд через плечо, но Гарсия ждал около машины,
думая, очевидно, что ее охватило сильное религиозное чувство.
На верхней ступеньке Кэти замешкалась: падре Грегорио не
испытывал к ней ничего, кроме презрения. Он никогда не станет помогать ей. Он
решительно велел ей возвращаться в Штаты. Она заставила себя рывком открыть
тяжелую дубовую дверь и вошла в холодную, освещенную лишь свечами темноту. Она
бегло осмотрела алтарь и небольшие украшенные ниши, где в маленьких красных
светильниках мерцали свечи, но священника там не было. А потом она увидела его.
Он не был занят чем-то, как она предполагала, а просто одиноко сидел на второй
скамье. Его седая голова была наклонена, плечи опущены, то ли в отчаянии, то ли
в благоговейной молитве.
Она тяжело вздохнула, остатки мужества покинули ее. Он
никогда не поможет ей. Падре Грегорио не любил ее так же, как и Эдуарде, и на
то были причины. Повернувшись, Кэти пошла назад по проходу.
— Сеньорита! — Резкий, властный голос падре Грегорио
просвистел как кнут, заставив се содрогнуться всем телом.
Кэти медленно повернулась и взглянула ему в лицо. Он стоял в
центре прохода, глядя на нее более сурово, чем когда-либо.
Кэти с трудом проглотила ком, застрявший в горле, и
попыталась набрать воздуха в грудь.
— Падре Грегорио, — сказала она нервным, умоляющим голосом,
— я знаю, что вы думаете обо мне, и не виню вас. Но до вчерашнего вечера я не
понимала, почему для Рамона было так унизительно позволить мне платить за вещи,
особенно в деревенском магазине. Вчера, когда Рамон обнаружил, что я наделала,
он пришел в ярость. За свою жизнь я никогда, никогда не видела человека в такой
ярости. — Ее голос упал до задыхающегося шепота:
— Он отправляет меня назад домой.
Она посмотрела на его строгое лицо в надежде обнаружить хоть
какой-нибудь признак понимания или сочувствия, но он смотрел на нее
прищуренными пронзительными глазами.
— Я не хочу уезжать, — всхлипнула она. Она подняла руку в
беспомощном, умоляющем жесте, и, к ее полному ужасу, слезы брызнули из глаз и
потекли по щекам. Слишком униженная, чтобы смотреть на священника, Кэти
безуспешно пыталась остановить их.
