— Ничто не прошло мимо меня, — твердо сказала себе Кэти. И
все же, все же…
Раздраженная неопределенностью, она мысленно перебрала все
доводы, чтобы чувствовать себя счастливой: в двадцать три года у нее диплом об
окончании университета, прекрасная высокооплачиваемая работа. Да и без работы
денег отца для жизни более чем хватает. К тому же у нее роскошная квартира, стенные
шкафы набиты одеждой. Она привлекает внимание мужчин, у нее хорошие друзья, в
пестрой светской жизни она участвует ровно настолько, чтобы это было
развлечением, а не обузой. Чего же ей не хватает для счастья?
«Мужчины», — сказала бы Карен. Это она всегда говорила в
подобных случаях.
Легкая улыбка коснулась губ Кэти. «Мужчина» определенно не
был решением ее проблем. Она одернула себя: нет никаких причин чувствовать себя
несчастной! Во всем мире женщины страстно желают сделать карьеру, сражаются за
свою свободу и самостоятельность, мечтают о финансовой независимости. А она,
Кэти Конелли, достигла всего этого уже в двадцать три года.
— У меня есть все, — сказала Кэти непреклонно, открывая
книгу. Строчки расплывались у нее перед глазами, а внутренний голос продолжал
нашептывать: «Этого мало, слишком мало. В твоей жизни чего-то недостает».
Глава 4
Для пикника они выбрали Форест-парк. Прямо под громадными
дубами Рамон расстелил одеяло, которое принесла Кэти. Раскидистые ветви
качались над ними, а они с аппетитом ели копченую говядину, ветчину и
французские булочки с хрустящей, поджаристой корочкой. Пока они весело болтали,
Кэти рассеянно ощущала на себе его оценивающий взгляд — он скользил по лицу, по
светлым волосам с рыжеватым отливом, спадающим на плечи; она чувствовала его
даже тогда, когда отворачивалась, чтобы достать что-нибудь из корзинки. Но ей
было так хорошо, что она не придавала этому никакого значения.
— Мне кажется, что в Америке на пикниках обычно бывают
жареные цыплята, — сказал Рамон, когда в беседе возникла пауза. — Но, увы, я не
умею готовить. Для следующего пикника я куплю, а ты приготовишь цыпленка.
Кэти потягивала кьянти из бумажного стаканчика.
— Ну, ты настоящий мужчина! — рассмеялась она. — Почему ты
решил, что я умею готовить?
— Конечно же, потому, что ты женщина.
— Ты это серьезно?
— Серьезно считаю тебя женщиной? Или серьезно думаю, что ты
умеешь готовить? Кэти уловила чувственную хрипоту, придающую его голосу
глубину.
— Серьезно, что стряпня — женское дело? — натянуто спросила
она.
Он усмехнулся, заметив ее неловкость.
— Я не сказал, что только женское, просто все женщины должны
уметь готовить. Мужчина обязан работать, чтобы можно было купить пищу, а
женщина должна уметь приготовить ее. Таков вечный закон.
Кэти недоверчиво уставилась на него, почти убежденная, что
он нарочно поддразнивает ее.
— Может быть, для тебя будет странно услышать, но далеко не
все женщины родились, сгорая от желания резать лук и тереть сыр.
Рамон подавил смех, затем ловко сменил тему:
— Где ты работаешь?
— В одной большой фирме, менеджером по кадрам. Я
интервьюирую людей перед приемом их на работу.
— Тебе нравится твоя работа?
— Очень, — ответила она, доставая из корзинки огромное
красное яблоко. Подтянув ноги в хлопчатобумажных брюках к груди, она обхватила
их руками и надкусила яблоко. — Очень вкусно!
— Просто невероятно.
Кэти посмотрела на него с изумлением:
— Невероятно, что мне нравится яблоко?
— Невероятно, что тебе нравится твоя работа. Будет обидно
бросить ее, когда ты выйдешь замуж.
— Бросить, когда я… — Кэти от смеха была не в состоянии
вымолвить ни слова, а только покачивала головой. — Рамон, как тебе повезло, что
ты не американец. Ты даже не представляешь, что могут состряпать для тебя
американские женщины.
— Я — американец, — заметил он, игнорируя предостережение
Кэти.
— Мне кажется, ты назвался пуэрториканцем.
— Я сказал, что родился в Пуэрто-Рико. На самом деле я
испанец.
— Ты только что сказал, что ты и американец и пуэрториканец.
— Кэти, — он впервые обратился к ней по имени, и это вызвало
в ней прилив неизъяснимого трепета, — Пуэрто-Рико — свободно присоединившееся к
США государство. Любой, кто родился в нем, автоматически становится гражданином
Америки. Однако мои предки — испанцы, а не пуэрториканцы, так что я — американец
испанского происхождения, рожденный в Пуэрто-Рико. Так же, как ты, — он не
спеша оглядел ее белую кожу, голубые глаза и рыжеватые волосы, — американка
ирландского происхождения.
Кэти была слегка задета нотками превосходства в его голосе,
когда он прочел ей эту лекцию.
— Надо же, какой испано-пуэрто-риканский американец и еще к
тому же настоящее ископаемое. Тебе бы жить во времена, когда на суфражисток
рисовали карикатуры.
— Почему ты говоришь со мной таким тоном? Только лишь
потому, что я считаю, что когда женщина выходит замуж, она обязана заботиться о
своем муже?
Кэти высокомерно взглянула на него:
— Не имеет никакого значения, что ты считаешь. У большинства
женщин есть свои интересы и заботы вне дома, впрочем, как и у мужчин. Нам
нравится делать карьеру, мы ее делаем и гордимся ею.
— Женщина должна испытывать чувство гордости за своего мужа
и детей.
Кэти захотелось сказать что-нибудь такое, что стерло бы эту
невыносимую, самодовольную усмешку с его лица.
— К нашему счастью, американцы, рожденные в США, ничего не
имеют против того, чтобы их жены делали карьеру. Они более понимающие и
тактичные…
— Очень понимающие и очень тактичные, — насмешливо подхватил
Рамон. — Они разрешают вам работать, позволяют отдавать им заработанные вами
деньги, разрешают завести детей, нанимают кого-нибудь, чтобы заботиться о них,
убирать дом и, — он усмехнулся, — даже готовить.
На мгновение Кэти была просто ошарашена его речью, затем
откинулась на спину и залилась смехом.
— Ты абсолютно прав.
Рамон прилег около нее, закинув руки за голову, и посмотрел
в блеклое небо с белоснежными облаками.
— У тебя замечательный смех. Кэти надкусила яблоко.
— Думаешь, переубедил? Как бы… Я самая типичная деловая
женщина. Мечтаю о карьере. Обожаю тратить деньги как хочу. Прозябать на
заработок мужа — благодарю покорно.
