— Почти угадала. Его превосходительство и вправду считает себя богом.
— Что ещё за его превосходительство? Я думала, ты сам по себе.
— Вообще-то я этого в точности никогда не утверждал. Это твой собственный вывод.
Вот теперь показная борьба Джил перешла в настоящую. Джикс отпустил её.
— Я отдала свою монету, чтобы спасти тебя! За тобой должок, так что выкладывай всё начистоту!
— Очень хорошо. Но не сейчас. Здесь слишком много посторонних ушей.
И точно — пока они выясняли отношения, через комнату прошагало несколько Кошмаров, и все они обратили внимание на возню бывших пленников.
Джил нехотя кивнула.
— Ух, как же я тебя ненавижу! — прошипела она и вылетела из комнаты.
Сказать по правде, у Джикса имелось несколько причин, чтобы остаться среди Кошмаров. Захватить Мэри и доставить её к королю была только одной из них. Другая — музыкальный автомат. Было в нём нечто, что запало в ум Джиксу. Только окончательные идиоты станут поклоняться какой-то дурацкой машине, а Кошмары, хоть и не особо блистали интеллектом, но сумели как-то избежать длинной и загребущей руки его превосходительства. Может, причина как раз в Вурлитцере? Может, благоговение, которое грозные вояки испытывали перед этим механизмом, основано на чём-то действительно значимом?
Джикс знал: в Междумире существуют особые, символические явления и предметы. Они указывают на что-то запредельное, находящееся по ту сторону. Самый яркий пример — монеты: не принадлежащие ни миру живых, ни миру мёртвых, они служили средством перемещения душ дальше, в Неведомое, куда уходят все.
И были ещё китайские гадательные печенья — о них было известно даже на Юкатане, хотя там они появлялись не так часто. Все знали: их пророчества в Междумире всегда сбываются. Они точно указывали путь каждому отдельно взятому послесвету и никогда не ошибались.
Как-то раз Джикса заслали лазутчиком в одну банду послесветов в Мехико-сити — те собирали вокруг себя новоприбывших с целью возродить в Междумире Великую Ацтекскую империю со столицей в Теночтитлане. Благодаря помощи Джикса его превосходительство покорил мятежников, и лазутчика наградили одним гадательным печеньем из личных запасов короля. Это был не какой-нибудь простецкий кусок пресного теста. Печенье Джикса было глазировано белым шоколадом — в таких, как считалось, содержались наиболее значительные, судьбоносные предсказания.
«Ты их освободишь» — вот что сказало печенье Джикса.
Когда его превосходительство спросил, что там написано, Джикс ответил: «Боги-ягуары улыбаются тебе». Это был единственный раз, когда Джикс солгал своему королю. Пророчество постоянно маячило на окраинах сознания юноши, и он часто ломал голову, кого же это он должен освободить.
Вот так и с музыкальным автоматом. В нужный момент он сказал именно то, что должно было быть сказано — и это наводило на мысль, что Вурлитцер мало чем отличается от гадательного печенья.
Глава 17
И вот явилась Мэри
[16]Несколько дней спустя гроб со спящей Мэри таинственным образом переместился из спальной палаты междусветов в середину общего жилого зала. Никто не имел понятия, как он там оказался. Авалон, слишком гордый, чтобы признать, что в его владениях происходят вещи, над которыми он не властен, прикинулся, будто это его рук дело.
— Можете любоваться моей собственностью, — говорил он всем и каждому, — но трогать не смейте!
Среди любопытствующих был один маленький темнокожий мальчик. Он повсюду таскал с собой большую керамическую копилку в виде хрюшки — видимо, дорожил ею, словно единственным другом. Все звали парнишку Малыш Ричард
[17]
. Как-то Джикс застал его в зале; мальчик так таращился на Мэри, будто ожидал, что та вот-вот откроет глаза. Невозможно, конечно, — до её пробуждения оставалось ещё несколько месяцев.
— Вурлитцер предназначил ей прибыть сюда, — промолвил Малыш Ричард. — Это как в песне «Пусть будет так»
[18]
. Ну, ты знаешь, «Когда беды обрушиваются на меня» и так далее.
— Вурлитцер играл эту песню?
— Нет, — ответил Малыш. А потом добавил с абсолютной уверенностью: — Но сыграет, когда она проснётся.
Без сомнений, парнишка был вовлечён в группу заговорщиков, перенесших Мэри в жилой зал.
Кошмары, живущие по армейским законам, установили круглосуточное дежурство у гроба на случай, если кому-нибудь вздумается снова его передвинуть или, как втайне верили некоторые из них, Мэри сама по себе телепортируется куда-то в другое место.
К этому времени Джикс и Джил сообразили, откуда растут ноги у постоянной боеготовности Кошмаров и почему все в этом месте — настоящие мачо, даже девочки.
— Эту берлогу надо было бы назвать «Бездонной пропастью агрессии», — сказала Джил Джиксу после того, как другая девчонка основательно намяла ей бока.
Тут Джикса и осенило.
— Междуворот у нас над головами перенасыщен адреналином тех, кто погиб в Аламо, вот что я думаю. И тут, под землёй, мы всё ещё ощущаем на себе его влияние. Здесь любой превратится в храброго вояку.
— Хм, а почему тогда междуворот не действует на тебя? — поддела Джил.
Джикс улыбнулся и выпятил голую мускулистую грудь.
— А разве можно быть больше мачо, чем уже есть?
— Ну ты и кретин, — фыркнула Джил.
По правде говоря, Джикс очень даже хорошо ощущал воздействие междуворота. В нём постоянно кипело неистовое желание подраться, да не с кем-нибудь и не просто так, а бросить вызов самому Авалону. Но юноша-ягуар обладал железной волей и знал, как контролировать свои порывы. Эти черты он, по-видимому, перенял у кошек, в которых вселялся.
Джил с Джиксом заметили также, что занятия Кошмаров повторяются изо дня в день, в точности как у детишек Мэри, образуя бесконечный ритуал. Вот кучка послесветов — они ежедневно играют в покер, а потом дерутся; вот девочка с книгой — каждый день она прочитывает её от корки до корки, а потом дерётся; вот группа фанатов-качков — они бесконечно выжимают тяжеленную штангу, которую в живом мире не смогли бы даже от земли оторвать, а потом дерутся. Лишь разведчики и наблюдатели покидают подземный лабиринт, чтобы прочёсывать город в поисках послесветов с монетками или чтобы охранять своё убежище от несуществующих недругов. Души Аламо проводили свою смерть
[19]
так, будто были армией в осаждённой крепости.
