Как бы, понимаешь? А потом проваливай. Но это письмо будет
для нас какой-то гарантией, что ты не всплывешь на поверхность, понял?
– Да! И вы меня отпустите?
– Конечно, на кой ты нам сдался? Юрик, поищи бумагу.
– Мужики, бумаги нормальной тут нет, но есть
магнитофончик, может, я наговорю, а?
– Годится!
И через минуту Федюня уже говорил в микрофон:
– Я, Кожухов Федор Борисович, ухожу из жизни, поскольку
жить так сил моих больше нету…
Надо заметить, что рассказ его был вполне искренним.
– Андрей, – тихонько позвал Юрий Афанасьевич, не
сводя бдительного взгляда с Фединого затылка, – а что со вторым делать
будем? Он же нам всю малину испортить может.
– Черт, я про него и забыл… Последи за этим, а я
погляжу, как там Валерыч.
Он вышел на крыльцо.
– Папа! – кинулся к нему Гошка. – Что там
такое?
– Там все нормально, а вот что со вторым нашим
подопечным?
– Его Карен сторожит!
– А где же ваша докторша?
– Вон там на лавочке…
Действительно, возле дома стояла лавочка на которой,
сгорбившись, сидела Елизавета Марковна. Андрей Иванович быстро подошел к ней.
– Вам нехорошо? – спросил он тихо.
Она подняла на него глаза.
– Спасибо вам.
– Не за что.
– Не скромничайте! Спасибо вам за сына… теперь я
понимаю, почему он такой… Вы хорошо его воспитали.
Если бы сейчас было не так темно, она бы увидела, что Андрей
Иванович буквально вспыхнул от смущения.
– Увы, моей заслуги тут нет. Я не воспитывал его… Я
его, можно сказать, бросил…
– Значит, это гены! – решительно проговорила
Елизавета Марковна. – Но как бы там ни было, у вас прекрасный сын. А у
вашего сына прекрасные друзья. Ими можно и нужно гордиться.
– Спасибо на добром слове. Подождите еще немного, и мы
уйдем отсюда…
– А что будет с этим людьми?
– Я вам потом расскажу. Простите.
И он направился к Карену.
– Что тут?
– По-моему, он спятил, – шепнул Карен.
Действительно, Валерыч производил более чем странное
впечатление. Он сидел, привалившись к дереву, руки у него были связаны, голова
как-то странно болталась, и он все время что-то бормотал.
– Как дела? – спросил Андрей Иванович.
Валерыч встрепенулся и хриплым шепотом произнес что-то
абсолютно невнятное.
– Он все про какой-то лес талдычит, – объяснил
невесть откуда взявшийся Леха.
– Да не про какой-то, а про Бирнамский, –
усмехнулся Зорик. – То ли придуривается, то ли испугался, как Макбет…
– Валерыч, ты что? Симулируешь сумасшествие? –
наклонился к нему Андрей Иванович.
– Бирнамский лес пошел на Дунсинан! На Дунсинан,
говорю!
– Да хватит прикидываться! Вставай, пойдем поговорим!
Андрей Иванович хотел было помочь ему подняться, но Валерыч
вдруг гордо вскинул голову и с завыванием произнес:
Нет, я не сдамся,
Не стану прах лобзать у ног Малькольма.
Чтоб чернь меня с проклятьями травила!
Хотя Бирнам пошел на Дунсинан,
Хоть ты, мой враг, не женщиной рожден,
До смерти я свой бранный щит не брошу.
[1]
– Чего это он? – ошалело спросил Леха.
– Это из «Макбета», – объяснил Зорик. –
Шекспир.
– Во дает!
– Да, интересные тут у вас преступники пошли, –
покачал головой Андрей Иванович. – Я за границей совсем от жизни
отстал. – Ну все, вставай!
Одним рывком он поднял Валерыча на ноги.
Тот посмотрел ему в глаза и снова завел:
Давно я незнаком со вкусом страха,
А ведь, бывало, чувства леденил
Мне крик в ночи, и при рассказе страшном
Вставали волосы и у меня.
Но ужасами я уж так пресыщен,
Что о злодействе думать приучился
Без содроганья.
– Андрей Иванович, по-моему, он не притворяется, –
подал голос Карен.
– Ну не знаю…
– А что с тем?
– С тем, кажется, порядок. Он сейчас пишет на
магнитофон свои показания…
– А потом что?
– Потом? Я тебе позже объясню, идет?
Андрей Иванович вернулся в дом.
– Ну что? – спросил Юрий Афанасьевич.
Федюня продолжал что-то говорить в микрофон.
– Не пойму, вроде он психом прикидывается…
Внезапно Федя обернулся:
– Вы про Валерыча? Так он псих и есть. Небось Шекспира
наизусть шпарит?
– Точно!
– Он на учете в психдиспансере давно состоит.
Он артистом раньше был в какой-то дыре, а потом крыша
съехала. Его подлечат, опять, как новенький, будет… Да вы не опасайтесь, он
ничего не помнит потом… так что с нами у вас хлопот не будет… Небось, все про
какой-то лес болбочет, да?
– Да.
– Ну, я же знаю…
– Зачем же его в вашей кодле держат?
– Из жалости. Он родственник шефа… да он, в общем-то,
безобидный…
– Вас послушать, так вообще вся ваша банда просто сонм
ангелов!
– Да нет… Где там… Просто, чтобы бабу в лесу сторожить,
особых умельцев не требуется…
Так я дальше говорю, да?
– Валяй!
– Погоди! Скажи-ка, долго тут собирались эту женщину
держать?
– Точно не знаю, но завтра вечером нам должны были
подвезти жратву, так что…
– Понятно.
Минут через сорок вся компания пустилась в обратный путь.
Валерыча решено было оставить в лесном доме. Елизавета Марковна осмотрела его и
пришла к выводу, что он не притворяется.
– Я хоть и не психиатр, но это очень похоже на болезнь…
– Но он же бывший актер, может, так искусно
притворяется? – спросил Карен.
– Зрачки у него очень расширены и вообще… Мне, по
крайней мере, кажется, что он и в самом деле сошел с ума.
– Ну что ж, будем верить медицине! – засмеялся
Юрий Афанасьевич.
