- Я приду! Блин, я ведь подобное только в кино
видела, а чтобы у нас в городе народ таким увлекался, - кажется, мои глаза
напоминали две большие звезды: так они сверкали в предвкушении красивого
представления.
- Договорились. Смотри, кажется, Наташа перестала
печалиться по поводу своей шишки.
Я в панике оглядела лицо Наташки. Да, небольшой
синячок на скуле все-таки выступил, проигнорировав "скорую" помощь в
виде мокрого полотенца. Светка меня не просто убьет, она еще и покалечит сначала,
чтобы смерть мне показалась просто счастьем. Надо что-то придумать!
Я стрелой метнулась в комнату сестры, к ее зеркалу с
кучей косметики. Порыскав среди баночек и тюбиков, я нашла флакон с тональным
кремом и побежала обратно в зал. Федор бродил по комнате с Наташкой наперевес,
что-то рассказывал ребенку и периодически перекладывал девочку с одной руки на
другую.
- Большой там синяк? - я стала искать место ушиба.
Федя повернул Наташу ко мне синяком, и я, тяжко вздохнув, принялась аккуратно
намазывать место "ранения" ребенка. Попутно придумывала, куда бы
смыться на вечер, и где бы потерять телефон на время, когда начнет
звонить-долбиться обозленная Светка.
- Да нет, - Федор внимательно посмотрел на место
ушиба. - За три дня точно пройдет.
- Лучше бы - за три минуты. Светка меня убьет! И
больше никогда не доверит Наташку.
- Радуйся, подгузники менять больше не придется, -
подколол меня Балдурин.
- Я люблю свою племяшку!! - надула я губы. Все,
кажется, первые полчаса синяк будет очень сложно заметить. Ровно до того
момента, как Наташку поволокут мыться. Тогда соседи станут свидетелями
потрясающего концерта на тему "убить сестру нельзя помиловать".
Запятые расставьте сами.
- Не сомневаюсь, и именно поэтому ты сегодня
притащила ей такого великолепного няньк, как я.
- Балдурин, нарываешься, - отмахнулась я от парня,
осматривая ребенка на предмет лишнего тонального крема. Тут Наташка неожиданно
зевнула.
- Это что? - озадаченно посмотрел на меня Федор. -
Такое действие есть по расписанию?
- Э.. я не знаю. Про режим племяшки имею довольно
смутное представление. Да и Светка ничего не говорила.
Наташка зевнула еще шире и потерла кулачками глаза. Я
затравленно посмотрела на Федора. Чьорт, вечер перестает быть томным! Наташа
сегодня жжет не "по децки"! Сначала подгузник, потом этот несчастный
"кабачок", синяк, а теперь еще и спать? Она, сто пудово, заранее
готовилась к нашествию двух студентов. Чтобы тем совсем скучно не было.
- Пойдем укладывать? - вопросительно посмотрел на
меня Федор.
- Пойдем, - вздохнула я, - как будто есть другие
варианты. Э!
Вариантов, как оказалось, могло быть великое
множество. Федька, снова удерживая ребенка одной рукой, притянул меня к себе и
принялся целовать. В ухо! Ладно, его умение одновременно балансировать ребенка
и меня уже показало, откуда растут корни данной опции. Но чтобы целовать при
этом в ухо! Фу, как неэстетич... Ммммм!!
"Что там про эрогенные зоны говорил этот
папуас?" - некстати подумалось мне, когда от простых прикосновений губ
парня к моим мочкам, на спине реактивировалось движение против: наркомании,
табакокурения, абортов, выборов президента США, погромов во Франции, взрывов в
метро Лондона - вообщем, все те мурашки, которые могли придумать достойное
объяснение своему появлению не только на моей спине, но и на участках от шеи до
копчика, от плеч до локтей, от носа до низа живота, все они пришли потоптаться
на моей коже, тем самым заставляя переживать незнакомые эмоции и ощущения. Я
правда не знала, что есть еще какие-то ощущения помимо тех, что приходят вместе
с поцелуем в губы. Мои глаза закрылись помимо моей воли, в коленках появилась
мелкая дрожь, а руки ухватились за Федора, как за спасительный круг.
- Что-то потянуло пошлости говорить, но при ребенке
не буду распускать свой язык, - тихо усмехнулся мне в ухо Федор. Я очумело смотрела
на него, пытаясь одновременно обмозговать две вещи: зачем он перестал меня
целовать и почему так ехидно говорит и улыбается.
- Ты просто так интересно реагируешь на мои поцелуи,
- Федор, видимо, решил прервать мои бесплодные попытки найти логическое
объяснение происходящему
- У меня, что, на лице все написано? - закусила я
губу. Наташка тем временем старательно изображала засыпающего бегемота.
- Не только. Я чувствую твое тело под своей рукой.
Как оно дрожит...
- А толпы мурашек, которые уже всю спину мне испахали
- ты не чувствуешь? - обиделась я. Еще никто себе не позволял подобных
откровенностей в мою сторону. Только поцелуи, объятия и разговоры о том, какая
я классная. А Федька... он позволяет себе не только целовать меня когда и куда
ему захочется, но еще и комментировать мое состояние!!!
- А как же, это же мои диверсанты. Каждого знаю лично
в лицо, - у меня дико зачесались руки врезать Федьке сковородкой по морде.
Наглой очкастой морде!
- Пойдем Наташку уложим, ботаник несчастный, -
буркнула я, и потянула парня с ребенком наперевес к спальне Светки и Петра. -
Будешь ей песни петь и танцевать. Хотя, нет, танцевать не стоит, она тогда
точно спать не ляжет.
- Обиделась?
- Было бы на что, - фыркнула я, и полезла в шкаф-купе
за детским одеялом и подушкой. Федор покачивал Наташку из стороны в сторону и
что-то ей шептал на ухо. Маленькая шкодница посасывала палец и умиротворенно
моргала. Очень медленно моргала. Я постелила под простыню клеенку, так, на
всякий пожарный. "Памперсы", они, конечно, крутые подгузники, но наши
русские дети горазды на разные пакости, поэтому лучше перебдеть, чем
дополнительно огребать от сестры.
- Клади! - шепотом возвестила я, поправляя подушку и
одеяло. Федька осторожно, словно держал в руках бесценную хрустальную вазу,
уложил Наташку в кроватку, и тут же стал тихонько покачивать последнюю. Наташка
пару раз сонно хлопнула ресницами и окончательно уснула. Да, по ходу, к нашему
приходу Светка и Петр основательно уморили ребенка, если тот так быстро уснул.
Или это Федька так положительно повлиял на племяшку?
- Уснула, - лицо парня озарила добрая улыбка.
Странный он все-таки. Вроде бы такой же как и все вокруг, но что-то было в нем
особенное, что постоянно ускользало от меня. Я знаю его всего ничего, а
чувствую себя рядом с ним абсолютно комфортно и местами даже уютно. Могу
говорить и делать любую лабуду, что придет мне в голову. Могу тыкать в него
пальцем и спрашивать "живой или мертвый?", могу целовать его, могу
бегать от него. Мне было с ним хорошо. И только в те моменты, когда он обнимал
меня и начинал целовать - я теряла контроль не только над миром, но и над собой
в первую очередь. Едва его губы касались моих, мне начинало казаться, что
вокруг расцветает дурацкая картина из сказок: начинали петь птицы, под ногами
распускались цветы, солнце пускало солнечных зайчиков нам в волосы, а за спиной
вырастали крылья.
