– Что это? – прошептала она, запинаясь.
– Нижняя часовня. В наши дни она используется только членами палаты общин для похорон, венчаний и крестин.
Он откашлялся и заглянул ей в глаза.
– Я подумал, что для нашего венчания лучше места не найти.
Нет, невозможно было делать предложение, совершенно не прикасаясь к ней! Риордан взял ее безжизненную руку и глубоко вздохнул.
– Ты выйдешь за меня еще раз, Касс? Я люблю тебя всей душой.
Он притянул ее к себе, приняв ее ошеломленное молчание за нерешительность.
– Выходи за меня, я хочу, чтобы мы состарились вместе. Из тебя выйдет очаровательная старушка.
Она ничего не ответила, но и не стала протестовать, когда он обнял ее и прижался лбом к ее лбу.
– Я безумно люблю тебя, – прошептал Риордан, касаясь губами ее носа. – Я завидный жених, Касс, даже Берк признает, что я честен. А недавно ко мне обратилась группа избирателей из Бакингемшира с предложением баллотироваться от их округа на следующих выборах. Хоть это и кажется невероятным, меня, похоже, ждет большое будущее. Ты скажешь мне «да»? Я готов встать на колени, если это поможет.
Он осторожно стер пальцами слезы с ее лица.
– Я люблю тебя, – повторил он, глядя прямо в ее сияющие глаза. – Я всегда буду тебя любить, даже когда выживу из ума и превращусь в старого козла.
Его голос многозначительно понизился.
– И учти: я никогда не перестану тебя хотеть, потому что буду очень игривым старым козлом – чем старше, тем хуже. Ты не сможешь удержать меня…
– О, Филипп!
Кассандра бросилась ему на шею и спрятала лицо в складках его рубашки. Слов у нее больше не было.
– Это означает «да»? – засмеялся Риордан.
На радостях он крепко обнял ее и оторвал от пола, но тут же ослабил свою медвежью хватку, боясь поломать ей ребра.
– Да! Да-да-да! О, Филипп!
– Слава Богу, что в нашей семье только мне одному платят за красноречие, – ухмыльнулся Риордан, но не выдержал шутливого тона и поцеловал ее со всей накопившейся внутри страстью. – Ты меня любишь, Касс?
– Да, я люблю тебя. Я люблю тебя, Филипп. Я всегда тебя любила.
Она была пьяна от счастья. Как будто плотина открылась у нее в душе, и долго сдерживаемые слова любви полились каскадом.
– Значит, мы поженимся по-настоящему? В этой часовне?
– Да, как только я переговорю с каноником и все устрою. Я уже полдня потратил на поиски, но его нет на месте.
– А скоро это будет?
– Да уж я постараюсь, чтобы это произошло как можно скорее. Нам ведь не нужно заново венчаться, мы только подтвердим наши брачные клятвы в торжественной обстановке, поэтому нам не придется ждать три недели. Не вижу причин, почему бы не сделать это прямо сейчас.
«Подтвердим наши клятвы в торжественной обстановке», – повторила про себя Кассандра, продолжая крепко обнимать его.
– Ты хочешь сказать, что на этот раз нам не придется просто «объявлять о своем желании вступить в брак»
[64]
?
Риордан не ответил на ее дразнящую улыбку.
– Ты моя жена, Касс. Ты была ею прежде и являешься ею сейчас. Ты мне веришь?
– Сама не знаю, – пробормотала она, облизнув пересохшие от волнения губы. – Может, стоит потребовать от тебя доказательств?
Какой-то неясный звук, похожий на глухое ворчание, вырвался из его горла.
– Что ты себе позволяешь, Касс? Да еще в часовне для членов парламента! Какая разнузданность!
Кассандра чувствовала, что ей море по колено.
– Где же еще иметь дело с членом, как не в его часовне? – спросила она, прижимаясь к нему и с наслаждением замечая, как глаза у него округляются от веселого удивления и ответного желания.
Он еще теснее привлек ее к себе и поцеловал с томительной чувственной нежностью, которая всегда действовала на нее безотказно, потом заставил ее попятиться на два шага, пока она не уперлась спиной в толстую дубовую дверь. Кассандра немного ослабила объятия, чтобы дать ему больше места для маневра, но так и не прервала поцелуя. Ее груди изменили форму в его ладонях. Его язык заполнял ее рот; она откинула голову назад, позволяя ему делать все, что он хочет. Одна его рука сползла ниже, к животу. Когда Риордан прижался к ней и прошептал нечто совершенно непристойное ей на ухо, она поняла, что только его вес, прижимающий ее к двери, не дает ей соскользнуть на пол.
И еще ей стало ясно, насколько они близки к совершению святотатства. Собрав всю свою волю, Кассандра отодвинулась и прошептала ему на ухо:
– Я придумала более удачное место.
Сколько ни старался, Риордан не смог догадаться, что она имеет в виду. Ему с трудом удалось справиться с дыханием.
Она пояснила:
– Лучше иметь дело с членом в его постели.
– А-а-а, – протянул он, – в его постели! Да, это самое подходящее место.
Но ему ужасно не хотелось прерываться.
– Я все-таки думаю, что на самом деле эти скамьи не такие жесткие, как кажется на первый взгляд. Если мы…
– Филипп!
Риордан усмехнулся.
– Прежде чем мы уйдем, скажи, что ты меня любишь, – потребовал он. – А то я не расслышал с первого раза.
Кассандра заставила его наклонить голову и коснулась губами уха.
– Я люблю тебя, – проговорила она отчетливо и раздельно, даже повторила дважды, чтобы не осталось никаких недомолвок.
Он невольно вздрогнул, ощутив кожей ее свистящий шепот.
– Ну, Касс, ты у меня получишь.
Смесь угрозы с обещанием в его голосе взволновала ее до глубины души. Не говоря больше ни слова, они взялись за руки и покинули часовню. Все их мысли были заняты одним нешуточным делом: как побыстрее добраться до дому. О том, чтобы идти пешком, не могло быть и речи. Они нашли наемную карету возле парка и залезли в нее, как преступники, удирающие от полиции. Риордан повелительно назвал кучеру адрес и пообещал крону на чай, если тот уложится в четверть часа. Забравшись в карету, они рухнули от хохота. Их смешило собственное нетерпение.
Двенадцать минут спустя кучер остановил карету у дома Риордана на Портмен-сквер и стал ждать, пока его пассажиры выйдут. Никакого шевеления. «Ох уж эти богачи, – подумал он, – ждут небось, пока я сам не открою им эту чертову дверь». Он слез с козел, ворча себе под нос, впрочем, довольно добродушно: в конце концов, крона есть крона
[65]
. Но когда он распахнул дверцу кареты и заглянул внутрь, дамочка завизжала, а ее кавалер выдернул руку у нее из-под юбок, и оба они покраснели, как ошпаренные. Отсюда можно было заключить, что богачи ничем не отличаются от простых людей. Нет, кое в чем все-таки отличаются, усмехнулся кучер, пряча в карман новенькую гинею
[66]
, которую бросил ему богатый пассажир.