Ее голова откинулась назад. Закрыв глаза, стиснув зубы, она изо всех сил пыталась не закричать, но удержаться не могла. Когда он обхватил губами ее грудь, крики Кассандры перешли в беспомощные стоны. Он заставил ее развести ноги, его пальцы, вдруг ставшие скользкими, забрались ей внутрь. Ее бедра начали смыкаться как-то по-новому – не то в попытке защититься, не то в страстном, призыве. Она пробормотала что-то, то ли «не надо», то ли «ладно». Он не смог разобрать, что это, но ему уже было все равно. Шепча страстные слова ей на ухо и действуя коленями, он развел ее ноги еще шире.
Первое же прикосновение заставило его задрожать от желания. Риордан понял, что, если не возьмет себя в руки, все будет кончено через минуту. Но он не мог остановиться, не мог ждать, он должен был обладать ею. Заглушив ее крик страстным поцелуем, он вошел в нее. Она впилась ногтями ему в плечи, но он этого не заметил: все его чувства были сосредоточены на другом. Она оказалась горячей и жаркой! но удивительно тесной. Он попытался продвинуться глубже и вдруг замер, ощутив преграду и услыхав наконец ее испуганный возглас.
– Касс?
Внезапный болезненный холодок пробежал по его коже. Нет, нет, о Боже, нет! Все ее мышцы, придавленные его телом, были сведены судорогой. Он отстранился, чтобы заглянуть ей в лицо, и оцепенел от ужаса.
– О Господи, Касс! Милая моя!
– Мне не больно… Все хорошо, мне это нравится…
Но ее глаза закрылись, на длинных ресницах повисли алмазами сверкающие капли слез. Тяжело дыша, Риордан прижался лбом к ее плечу. Одна-единственная связная мысль промелькнула у него в голове: Куинн за это заплатит.
Кассандра вновь прижалась к нему, подавшись вперед всем телом.
– Сделай это, – прошептала она. – Я этого хочу.
Но он смог лишь обнять ее крепче. Жгучая боль стыда раздирала ему грудь, раскаяние оставило на языке горьковатый привкус морской соли.
– Все хорошо, – уговаривала Кассандра, ласково поглаживая его по плечам обеими руками. – Мне не больно, со мной все в порядке. Я просто… немножко испугалась в первую секунду, но все уже прошло. Если ты продолжишь, я думаю…
Риордан поднял голову и заглянул в ее прелестное, серьезное, немного встревоженное лицо.
– Не надо, Касс, – сказал он с горечью. – Не надо меня прощать так скоро.
Вымученная, дрожащая, полная отвращения к себе улыбка появилась у него на губах.
– Ты могла бы попрекать меня этим до конца наших дней.
Она негромко рассмеялась.
– С какой стати мне это делать?
– Потому что я виноват. Сколько раз ты пыталась мне втолковать…
– Не так уж много раз.
Она провела большими пальцами по его скулам.
– А теперь это уже неважно. И вообще, не могли бы мы отложить разговоры на потом?
– Нет, это очень важно! Клянусь, тебе, Касс, я никогда не хотел причинить тебе боль. Я охотнее пострадал бы сам.
– Все, довольно! Я тебя прощаю, хочешь ты этого или нет. Сейчас мне приходит в голову только один проступок, которого я ни за что не смогла бы тебе простить.
– И что же это за проступок?
– Если ты оставишь меня сейчас, когда я так хочу тебя. Поцелуй меня еще раз, делай все, что раньше делал. Люби меня, Филипп, я хочу любить тебя. Сделай меня своей.
Дыхание со стоном вырвалось у него сквозь зубы. Он должен был еще что-то ей объяснить, но ее рот звал к поцелую, и он забыл, что хотел сказать, растаял в горячке любовной страсти, позабыл обо всем, кроме нежного прикосновения ее губ и языка. Он поцеловал ее медленно, как будто впервые, и для него этот поцелуй действительно стал обещанием нового начала.
– Скажи мне, если тебе будет больно. – Ему страшно было пошевелиться. – Скажи мне, Касс.
– Нет-нет, мне не больно.
Кассандра умирала от желания. Боли не было, только жар и ощущение наполненности. Она обхватила его ногами и выгнула спину, притягивая его к себе. Все ближе, все глубже… Проникновенность любовного единения потрясла ее до глубины души. Риордан двигался медленно, не сводя с нее глаз, но ее переживание было слишком велико, так велико, что она не могла вынести его взгляд, не могла позволить ему смотреть на себя в такую минуту. Поэтому Кассандра притянула к себе его голову и начала целовать отчаянно и самозабвенно. И опять он принялся повторять ее имя в такт своим медленным, размеренным движениям, чувствуя, как ее внутреннее напряжение неудержимо нарастает.
– Филипп, Филипп!
– Не сдерживайся, – прохрипел он, помогая ей изо всех сил. – Дай себе волю.
Ничего не сознавая, она вцепилась ему в плечи пальцами и даже зубами, чтобы заглушить рвущийся из груди крик. Пульсирующие содрогания, потрясшие ее тело, отняли у Риордана последние остатки самообладания. Но, овладев ею, он даже в минуту последнего безумия понимал, что совершает не просто грубый акт обладания женщиной. С неистовой и нежной страстью он отдал ей всего себя.
Она лежала рядом, обессиленная и побежденная, а он думал о том, что на радость или на горе он до конца дней своих будет принадлежать ей.
10.
Они проснулись одновременно, на одной подушке, и заморгали, глядя друг на друга с одинаковым выражением смущения и радости в серых и темно-синих глазах при воспоминании о происшедшем. С таким же успехом каждый из них мог бы смотреться в зеркало. Они не сразу поняли, что именно заставило их проснуться: это были доносившиеся через окно прочувствованные, но нестройные звуки серенады. Осознав наконец, что их разбудило, оба заулыбались совершенно одинаковыми улыбками.
– Наши милые друзья, – сонно пробормотал Риордан.
– Угу, – откликнулась Кассандра, как котенок, потираясь щекой о его плечо.
– Думаю, мне надо выйти и поблагодарить их.
– Угу…
Она сплела пальцы с его пальцами и поднесла его руку к губам.
– Но я не хочу, чтобы ты уходил.
Ей очень нравилось наблюдать, как уголки его рта лениво приподнимаются в улыбке.
– Но чем скорее я выйду, тем скорее вернусь к тебе, и мы опять предадимся любви.
Серые глаза потемнели.
– Ну тогда какого черта ты все еще здесь торчишь?
Он хотел всего лишь шутливо чмокнуть ее в нос, но не успел оглянуться, как ее руки и ноги обвились вокруг него, а сам он принялся целовать ее с самозабвенной страстью, точно солдат, прощающийся со своей милой перед уходом на войну. Смеясь и задыхаясь, они наконец отпустили друг друга. Кассандра проводила его взглядом, пока он вынимал из складной дорожной сумки зеленый, как нефрит, халат. Завязав кушак, Риордан босиком прошел к двери, открыл ее – причем серенада сразу же оборвалась, сменившись дружным воплем приветствия, – и тотчас же закрыл за собой.
