Она упрямо покачала головой. Ей было все равно, рассердится он или нет.
– Я никогда, ни за что не поверю, будто ты пытался кого-то убить. Я видела тебя и трезвым, и пьяным, и я точно знаю: ты на такое не способен.
Риордан оглянулся на нее.
– Спасибо тебе за веру, Касс, хотя она слепа. Ты даже представить себе не можешь, как много она для меня значит.
– Это не вера, а обыкновенный здравый смысл.
Кассандра на коленях подползла к нему и обняла за плечи, не обращая внимания на досадливый вздох. Пусть себе верит во что хочет, но и она имеет такое право.
– Значит, ты изменил свой образ жизни из благодарности Оливеру за то, что он спас тебя от неприятностей, так?
На этот раз он расслышал в ее голосе нотку недоверия, которая неприятно удивила его и заставила поморщиться.
– Что-то в этом роде. Только мне было уже не четырнадцать лет, и я больше не ждал от него чудес. Мне хватило ума понять, что встреча наша не была случайной, после того, как друзья отца предложили мне баллотироваться в парламент.
– Ты хочешь сказать, что он с самого начала… завербовал тебя? Чтобы ты работал на него, добывал нужные ему сведения?
– Можно и так сказать. У меня уже было готовое прикрытие – репутация пьяницы и распутника. Замысел состоял в том, чтобы завязать знакомства среди радикалов вроде Уэйда. Я должен был изображать беспутного роялиста, распространять ложные слухи и в то же время стараться разузнать как можно больше о «Революционном братстве» или «Друзьях народа». Это сработало, но только отчасти. Нам нужен был кто-то, кто смог бы подобраться ближе.
– Я?
– Ты.
Он взял ее за руку.
– Я знаю, Касс, тебе не нравится Оливер, и, по совести, не могу тебя в этом винить, но… я хотел бы, чтобы ты увидела его моими глазами. Это может показаться невероятным, но по прошествии стольких лет он по-прежнему видит во мне живую душу, которую надо сберечь, и хочет, чтобы я совершил в этой жизни нечто достойное.
– Мне это вовсе не кажется невероятным. Риордан ее почти не слушал.
– Никто не знает меня лучше, чем он. И, несмотря на все его недостатки, он все-таки худо-бедно заменил мне отца. Никакого другого отца у меня никогда не было и не будет.
– Ив чем же состоят его недостатки? – не удержавшись, спросила Кассандра.
– Однобокость. Преданность короне, граничащая с фанатизмом.
«Холодность, бесчувственность, нетерпимость», – перечислила она мысленно, но вслух сказала:
– Ты все еще любишь его, правда?
– Да. Для меня он – что-то вроде якоря. Он придает смысл моему существованию.
В комнате было тепло, но Кассандре вдруг стало зябко и неуютно. Ей больше не хотелось говорить о Куинне. Откинувшись на постели, она натянула на себя простыню до самого подбородка.
– Солнце уже почти взошло. Иди ко мне.
Он лег рядом и обнял ее. Она крепче прижалась к нему, и они обменялись неторопливым поцелуем на сон грядущий.
– Жаль, что мы не знали друг друга, когда были детьми, – прошептала Кассандра.
– А мне не жаль. Я мог бы тебя обидеть, не дай Бог.
Она зевнула.
– Нет, ты бы не стал меня обижать. Мы бы стали лучшими друзьями и все делали вместе. Ты бы меня защищал, а я могла бы тебя утешить. И тогда ни один из нас не страдал бы от одиночества.
В эту минуту Риордан чуть было не признался: «Я так люблю тебя, Касс». Он закрыл глаза, прислушиваясь к ее тихому дыханию. Оба они заснули с мыслью о том, что сделает Куинн, когда узнает, что они поженились.
* * *
В «Розе с шипами» Кассандра и Риордан прожили три дня, прекрасно понимая, какими шуточками будут награждать их друзья, когда узнают, что за все это время они почти не покидали спальни. Но им все было нипочем. Им Вовсе не хотелось осматривать живописные окрестности. Лучше всего им было в постели, хотя отнюдь не только плотская страсть держала их в счастливом уединении. Не признаваясь в этом друг другу, оба понимали, что пользуются краткими часами, украденными у суровой действительности, и хотели насладиться своим ворованным счастьем, ни на что не отвлекаясь. Оба сознавали, что очень скоро придется расплачиваться за воровство. Поэтому Адрианов вал
[42]
и живописный залив Солуэй-Ферт так и остались неосмотренными, однако три дня промелькнули в один миг и утекли, как вода сквозь пальцы.
Для Кассандры они стали счастливейшими в ее жизни. Никогда прежде она не была окружена такой заботой и вниманием. Риордан обращался с ней как с бесценным сокровищем. Она еще не чувствовала себя любимой (пока еще нет), но понимала, что время для этого еще не пришло. Только одна тучка омрачила ее счастье. В последний вечер Риордан написал письмо Клодии.
– Ты пишешь Куинну? – спросила она, встретив восход луны над прудом и вернувшись в дом.
– Нет.
Она положила на стол рядом с ним свежесорванную розу.
– Родителям?
Он покачал головой.
Кассандра перестала задавать вопросы, запоздало сообразив, что это не ее дело. Она вновь вернулась к дверям и остановилась. Риордан поднял голову.
– Помнишь женщину, которую мы встретили в опере?
Она едва не рассмеялась вслух, хотя ей было совсем не смешно. Помнит ли она? Еще бы!
– Ты имеешь в виду леди Клодию?
Риордан кивнул.
– Моя женитьба станет для нее неожиданностью, – осторожно пояснил он. – Я чувствую себя обязанным объясниться с ней.
Только с третьей попытки ей удалось выговорить:
– Ты влюблен в нее?
Оттолкнув свой стул, Риордан подошел к ней.
– Раньше я так думал, – сказал он ласково.
– Вы были помолвлены?
– Нет, но мы были связаны…
– Негласной договоренностью?
– Пониманием.
– Ясно.
Горе захлестнуло Кассандру, но, когда Риордан ее обнял, она приняла мужественное решение не думать о последствиях, не предаваться сожалениям, не пытаться предугадать, что было бы, если бы… Он был рядом, здесь и сейчас, его сильные руки обнимали ее с подлинной страстью; она не станет умолять его о том" чего он дать не может. Надо довольствоваться тем, что есть. На первое время.
Позже, когда Риордан вышел подышать свежим воздухом, Кассандра увидела его неоконченное письмо, проходя мимо стола. Она застылая нерешительности: с такого расстояния письмо невозможно было прочесть, но оно приковывало ее взгляд.
