– Да неужели? Что именно ты имеешь в виду?
Такого длинного разговора между ними не было вот уже много дней. Риордан старался говорить как можно мягче и сидел, откинувшись в кресле, чтобы показать ей, что бояться нечего.
– Что я имею в виду? Например, чиновников, берущих взятки, не знающих толку в делах и думающих только о том, как набить свой карман. Несправедливый суд, непомерные налоги. Аристократию, живущую в праздной роскоши, продажное духовенство. Они жирели, пока крестьяне надрывались, платили подати и церковную десятину, поставляли рекрутов и умирали с голоду. Дворянство пользовалось привилегиями, ничем их не заслужив, а Генеральные штаты
[50]
не собирались с 1614 года.
Кассандра перевела дух.
– Я могу продолжить.
Как она была прекрасна – такая прямая и стройная в стареньком шелковом халатике, из-под которого выглядывал краешек белой ночной сорочки. Распущенные волосы темным облаком окутывали плечи. Риордану вдруг пришло в голову, что у нее, должно быть, замерзли ноги. Как хотелось бы их согреть!
– Значит, ты ни капельки не сочувствуешь аристократам, которых выгнали из дома и лишили средств к существованию? Говорят, что граф де Вьевиль чистит сапоги на площади д'Эрланже, а графиня де Вирье штопает носки на Новом мосту, как простая уличная торговка.
– Пусть благодарят политических эмигрантов за все свои несчастья! Именно эмигранты навлекли преследования на тех, кто остался. Они настоящие предатели: призывают иностранцев развязать войну против своей родной страны!
Риордан удивленно поднял брови.
– Но разве козлы отпущения заслуживают смерти? Их каждый день везут в телегах на гильотину по улице Сент-Оноре!
– Колин говорит, что это не правильно – видеть в революции одну лишь гильотину. Это пристрастный и односторонний подход.
Лицо Риордана потемнело.
– Колин так говорит? А оправдывать простую резню, кровавую баню – это достаточно широкий подход?
– Что ты хочешь сказать?
Она еще плотнее завернулась в халат.
– В первых числах этого месяца, Касс, толпа – все эти твои безобидные обойщики и мыловары – убила тысячу сто человек: мужчин, женщин и детей. Все сточные канавы были завалены изувеченными трупами, и никто не пытался остановить бойню, которая началась с нападения на нескольких священников, а закончилась убийством всех обитателей парижских тюрем. Кстати, только четыреста из них были политическими заключенными, все остальные – обыкновенные уголовники. Их вытаскивали из камер и хладнокровно убивали.
Кассандра съежилась, вся дрожа.
– Я тебе не верю! Это невозможно. Колин говорит…
– Да плевать на то, что Колин говорит!
Риордан со стуком опустил ноги на пол и вскочил со стула.
– Лучше спроси у Колина, как погибла госпожа де Ламбаль. Вся ее вина состояла в том, что она была домоправительницей королевы. Ее зарезали на углу улицы Балле. Ей отрезали голову ножом, вырвали сердце и половые органы. Один пламенный революционер насадил ее голову на пику, другой нацепил сердце на саблю, а третий сделал себе усы из ее лобковых волос.
Кассандра отвернулась, но Риордан уже не мог остановиться.
– Потом четыре человека впряглись в обезглавленное тело с четырех концов, как в колесницу, и вся процессия направилась в Темпль, чтобы показать отрезанную голову королеве.
– Замолчи, замолчи!
Она зажала руками уши и закрыла глаза, стараясь усилием воли прогнать жуткое видение, вызванное его рассказом. Внезапно он оказался у нее за спиной, Кассандра почувствовала его ласковое прикосновение, и долгая судорога пробежала по всему ее телу. Прошло несколько минут. Совладав наконец с дыханием и стараясь, чтобы голос звучал ровно, она сказала:
– Убери, пожалуйста, руки.
Его пальцы крепче вцепились ей в плечи. Риордан судорожно перевел дух.
– Прости, Касс, но я больше так не могу.
Она напряглась всем телом, по-прежнему глядя на пустую стену прямо перед собой.
– Тогда дай мне уйти.
– Не могу. Хотел бы, но не могу.
Еще один бесконечный миг прошел в молчании. Потом его руки разжались.
Кассандре казалось, что даже ему слышно, как стучит сердце у нее в груди. Одной негнущейся рукой она, как слепая, нащупала стену и, держась за нее, пересекла пространство между Риорданом и дверью. Ее босых ног не слышно было, пока они ступали по полу коридора, потом по лестнице.
Риордан взял с сервировочного столика графин бренди и налил немного в маленькую рюмку. Первый глоток отозвался взрывом горечи у него во рту, зато второй показался чистым медом. «Как быстро тело привыкает к ядам, – философски отметил он про себя. – Может, стоит напиться?» Эту мысль он спокойно и хладнокровно обдумал со всех сторон, но ни к какому определенному выводу так и не пришел. Ему было все равно. В конце концов, поставив на столик недопитую рюмку, он вышел из библиотеки и поднялся наверх следом за своей женой.
13.
Клара отступила назад, подбоченившись и оглядывая отражение своей хозяйки в зеркале туалетного столика.
– Ну, мисс, вот с места не сойти, вы просто картинка. Загляденье, да и только. В жизни не видела такого платья, а если б мне кто сказал, что я так навострюсь делать модные прически, не поверила бы, ей-богу, не поверила бы. Теперь наложите немножко румян, как я велела, и вы всех их убьете своей красотой.
Губы Кассандры дрогнули в грустной улыбке, но она покачала головой в ответ.
– Мне не нужны румяна, Клара. Ты и так положила слишком много пудры.
Взяв комок ваты, она принялась промокать пудру под глазами.
– Нет, вы гляньте только, что она творит! А я столько трудов положила, чтоб запрятать эти синие круги! И что вам неймется, оставьте лицо в покое! Я такую красоту навела, а вы взяли и все испортили. Честное слово, сама не знаю, чего я стараюсь!
Глядя в зеркало невидящим взглядом, Кассандра мысленно повторила вопрос горничной. Никогда в жизни ей не приходилось столь тщательно готовиться к званому вечеру, посещения которого она всеми силами души хотела бы избежать. Тем не менее ее искупали в ванне, одели, причесали, напудрили и надушили так, что она едва не задохнулась. И хотя она истерически поклялась Риордану, что никуда не пойдет, идти, кажется, все же придется.
«Что он задумал? – в сотый раз спросила она себя, рассеянно поправляя на шее один из искусно уложенных Кларой, но якобы случайно выбившихся из прически локонов. – Зачем ему щеголять своей фальшивой женитьбой перед сотнями знакомых, друзей и родственников на приеме в бальном зале, снятом на вечер у Альмака? И что он собирается им сказать, когда все будет кончено? Объявит всем, что я умерла? Неужели он и в самом деле думает, что я в угоду ему могу исчезнуть без следа?»
