Кассандра улыбнулась ослепительно, как богиня солнца.
– Тебе в самом деле нравится?
– Нравится? Касс, оно великолепно! Ты даже не представляешь, как я горжусь тобой.
Чистейшая радость наполнила ее душу, грозя выплеснуться через край.
– Мой отец был журналистом, разве ты не знал?
Риордан, улыбаясь, кивнул.
– Чтобы это написать, мне пришлось сначала кое-то прочесть, но главным образом я просто слушала и записывала твои рассуждения.
Он был очарован ее скромностью.
– Я и понятия не имел, что обладаю таким даром красноречия.
– Представь себе, обладаешь. Ты просто чертовски красноречив.
Кассандра вдруг смутилась, не зная куда девать глаза и нервно потирая руки.
– Я написала еще несколько вещей. Хочешь почитать как-нибудь на досуге?
Тут смелость окончательно ей изменила.
– В общем-то, все это чепуха, не стоящая внимания, просто глупая женская болтовня; ты не захочешь…
– Я очень хочу прочесть все твои сочинения. Меня интересует все, что ты делаешь, все, что ты думаешь. Ты самая неотразимая и непредсказуемая женщина из всех, кого я когда-либо знал.
Сердце у нее сжалось. Не в силах придумать ничего в ответ, она просто погрузилась взглядом в бездонную синеву его глаз. Ее самообладание утекало стремительно, как дождевая вода по сточной трубе. Газета соскользнула с ее колен на пол, никем не замеченная. Наконец Кассандра придумала, что сказать.
– Опять ты пытаешься меня соблазнить!
Его губы изогнулись в неторопливой улыбке.
– Вот видишь, как ты проницательна? От тебя ничего не скроешь. Но я говорил всерьез. Все до последнего слова.
Риордан тихонько провел пальцем по ее нежной шейке, глядя, как она краснеет под его взглядом.
– Какие у тебя прелестные ушки, Касс, – восторженно заметил он вдруг ни к селу ни к городу. – Такие тонкие, почти прозрачные.
– Ты же говорил, что не будешь! Это как раз то… чего ты обещал не делать.
– Я так говорил?
Двигая раскрытой ладонью вверх и вниз в медленном, усыпляющем ритме, Риордан принялся растирать ей позвоночник. Она так же медленно кивала головой, вторя его движению.
– Когда?
Он поднял ее волосы и отпустил. Они рассыпались по плечам и по спине черным каскадом.
Кассандра оперлась одной рукой о его плечо.
– В тот вечер.
– В тот вечер, когда ты лежала в постели?
– Да.
– И я тебя поцеловал?
Это прозвучало как вздох:
– Да…
– Вот так?
Легонько, совсем незаметно он сжал большим и указательным пальцами мочку ее уха, а она, словно по сигналу, наклонила голову, и их губы соприкоснулись в беззвучном, как шепот, поцелуе. В считанные секунды это нежное прикосновение вспыхнуло горячим, ослепительно ярким пламенем, словно в костер плеснули масла. Их руки сплелись в тесном объятии, языки встретились в медленном любовном танце. Беспомощная, безнадежная судорога прошла по телу Кассандры. Она поняла, что ей уже все равно, муж он ей или нет. Он был ее любовью, ее жизнью, и все это происходило сейчас.
– Филипп, Филипп.
Риордан сел боком и заставил ее отклониться назад, пока ее голова не коснулась ручки кресла. Это позволило ему высвободить одну руку и провести по ее груди, по животу, по длинному точеному бедру. Все это время его рот не отрывался от ее рта, требуя новых и новых поцелуев. Его язык – теплый, ищущий, властный – проникал глубоко, а волны наслаждения доходили до самого ее сердца. Она даже не попыталась его остановить, когда он просунул средний палец внутрь ее халата между грудей и стал поглаживать упругую округлую плоть медленными движениями соблазнителя.
Никогда еще Риордану не приходилось подвергать свою силу воли такому тяжкому испытанию в столь жестоких и необычных условиях, но, если когда-то у него и возникали сомнения насчет собственной выдержки, в этот вечер они должны были развеяться. Больше всего на свете ему хотелось подхватить свою жену на руки, уложить ее на ковер перед горящим камином и овладеть ею со всей страстью, переполнявшей его тело, но он этого не сделал.
Любя ее не только телом, но и душой, и сердцем, и умом, он ограничился тем, что обнял ее покрепче, осыпая ласками и утешаясь одной лишь мыслью: стоит ему попросить, как она все ему позволит, сделает все, чего бы он в эту минуту ни захотел. Он дал обещание и намеревался сдержать его, хотя ни один из них сейчас не смог бы вспомнить, зачем она этого потребовала и почему он согласился соблюдать выдвинутое ею условие.
– Кто сказал тебе, что мы не женаты? – прошептал Риордан, не отрываясь от ее губ.
Он бессовестно пользовался своим преимуществом и ее беспомощным состоянием, чтобы выведать у нее нужные ему сведения.
«Это нечестно!» – подумала Кассандра. Ее тело изнывало от желания. Как же он может заставлять ее о чем-то думать в такую минуту? Вместо ответа она тихонько укусила его губу, а потом и нахально разыгравшийся язык, действуя по наитию, но не сомневаясь, что это самый верный способ его отвлечь.
Риордан закрыл глаза и, не понимая уже, кто тут кого соблазняет, стал молиться, чтобы Бог послал ему выдержку.
– Кто тебе сказал? – упрямо повторил он, легонько встряхивая ее. – Скажи мне.
– Я не могу. Не сейчас.
Ей наконец удалось прижать пальцы к его губам и отстраниться. Постепенно и против воли к ней возвращалось сознание.
– Пожалуйста, не спрашивай. Если Джон Уокер вернется домой с добрыми вестями, я сама тебе скажу, обещаю.
Кассандра считала, что покуда обязана хранить тайну. Но если Куинн солгал, Риордан должен непременно узнать, что за человек его лучший друг, чтобы защитить себя.
– А теперь отпусти меня, Филипп. Уговор есть уговор.
Он чуть было не послушался, но все-таки не смог. Ему ужасно нравилось держать ее у себя на коленях. Вместо этого он поцеловал ее еще раз и принялся подробно расписывать, что ей придется делать, чтобы оправдаться, когда Уокер вернется домой.
* * *
На следующий день Кассандре нанес визит Джордж, виконт Лэнэм. Он заявил, что зашел повидать брата, но не выказал ни малейшего разочарования, когда она объяснила ему, что Риордана нет дома и не будет до самого вечера. Кассандра не видела Джорджа с того рокового бала у Альмака. Она старалась оказать ему гостеприимство, однако интерес, проявленный к ней новым родственником, никак нельзя было назвать братским, а вольности, которые он себе позволял, – чересчур затянувшееся рукопожатие или поцелуи, неизменно приходившиеся не в щечку, а в губы, – вызвали у нее твердое желание держаться от него подальше.
