– Почему вы отослали нас из дома?
Граф Бэттиском поднял подбородок и уставился в пространство. Кадык дергался на его тонкой шее, беспокойные пальцы выравнивали складку брюк на остром колене.
– Потому что… – ему пришлось откашляться, – потому что я был горд и глуп.
После этого Риджис Ганн опять умолк, и Броуди внезапно осознал, что слова, которые он только что услышал, его отец никогда никому не говорил раньше, возможно, даже себе самому.
Какое-то движение в дверях привлекло его внимание. Опять горничная. Он покачал головой, давая понять, что им нельзя мешать.
– К вам пришел мистер Воган, сэр.
Анна встала.
– Я с ним поговорю, Джон, – тихо сказала она. Пора было оставить их наедине, и она обрадовалась предлогу, дающему ей возможность уйти.
– Я прикажу подать вам чаю. Располагайтесь поудобнее, будьте как дома, – с улыбкой сказала она графу. – Прошу меня извинить.
Броуди проводил ее взглядом и ощутил в груди почти непереносимую боль. Мысль о расставании с Анной стала казаться ему не просто невозможной, но прямо-таки непристойной – каким-то кощунственным посягательством на все святое, во что он когда-либо верил. Слова отца вновь привлекли его внимание, но не смогли снять свинцовую тяжесть с души.
– Я всей душой любил Элизабет, Джон, но не мог на ней жениться. Вернее, в то время я так думал. Сегодня – видит бог! – я поступил бы иначе.
Его тонкие губы растянулись в печальной улыбке.
– Она была настолько ниже меня по происхождению… по моим тогдашним представлениям, это делало брак невозможным. Поэтому вы, мои мальчики, стали незаконнорожденными. Я боялся скандала.
Риджис Ганн опустил глаза, стыдясь самого себя.
– Но мне и в голову не приходило, что она может меня бросить! Я думал, она останется со мной, позволит мне себя содержать, примет мою помощь… Я надеялся, что все пойдет, как прежде. Я проявил… – старик опять сглотнул и сделал глубокий вздох, – самонадеянность.
Потом он взглянул прямо в глаза Броуди:
– Я поступил как высокомерный и невежественный сукин сын.
Губы Броуди сочувственно дрогнули, и это придало его отцу решимости продолжить рассказ.
– Элизабет тоже оказалась страшно упрямой, вот в чем вся беда. Она не пожелала взять у меня ни пенса, все мои письма отсылала назад нераспечатанными. Когда я наконец узнал, куда она вас увезла, я сам поехал туда и попытался ее вразумить. Ха! Уж лучше бы я не ездил. В тот день мы с ней страшно поругались, Джон. Мы наговорили друг другу много ужасных вещей. Об этих словах я буду сожалеть до самой смерти. И с тех пор я больше никогда ее не видел.
Его пальцы, стискивающие руку Броуди, сжались еще крепче, горькая печаль затуманила старческий взор. В эту самую минуту Броуди простил ему все.
– А потом Эдвина – это моя жена – забеременела и родила ребенка, а я попытался заставить себя все забыть. Я был страшно рад, что у меня родился сын, законный наследник, о котором я так долго мечтал. И еще, скажу тебе честно, я был возмущен тем, что Элизабет меня отвергла. Но я никогда не любил Эдвину, а Нил, как я уже говорил, стал для меня жестоким разочарованием едва ли не с первого часа своего появления на свет.
– Нил?
– Твой сводный брат. Эдвина его избаловала, не это было еще не все.
Старый граф устало откинулся на спинку кушетки и заговорил, полузакрыв глаза:
– Он рос жестоким, совершенно необузданным ребенком, в нем было что-то… противоестественное. Я мог бы порассказать тебе о жутких зверствах, учиняемых им. И он не избавился от своих привычек, став взрослым, наоборот, с годами он все больше превращался в чудовище. Я все испробовал: урезал его денежное содержание, даже пригрозил, что лишу его наследства, как только найду моих первенцев, моих близнецов…
– Но у вас остался всего один из первенцев, дорогой папаша. А через минуту не останется ни одного. Никого, кроме меня.
Нил Воган… нет, Нил Ганн стоял в дверях, обнажив в гнусной ухмылке пожелтевшие зубы. Одной рукой он держал Анну за плечи, другой – прижимал к ее виску пистолет. Сам не зная как, Броуди сумел подняться на ноги. Его тело было как будто парализовано: кровь не бежала по жилам, мускулы превратились в желе. В побелевшем лице Анны он увидел отражение своего собственного страха.
– Отпусти ее, – произнес он срывающимся голосом.
Нил рассмеялся:
– О, нет, вряд ли это возможно.
Он медленно сдвинул пистолет ниже, проводя стволом по ее шее, по плечу, пока дуло не уперлось прямо в ложбинку между грудей.
– Нет, Джон, вряд ли это возможно, – повторил он и захохотал, словно услышал ему одному понятную шутку.
Анна содрогнулась. Ее мутило от его скверного дыхания.
– Ты не понимаешь, откуда мне известно твое имя? Я с самого начала знал, что ты не Ник. В конце концов, это же я воткнул нож ему в сердце.
Короткое рыдание вырвалось из груди Анны, она чуть не осела на пол в отчаянии, но Нил схватил ее за волосы и заставил вскинуть голову.
– Я думал, что и с тобой тоже покончил раз и навсегда, когда перерезал горло твоей шлюхе, но ты опять встал мне поперек дороги, словно какой-то чертов феникс. Только учти, во второй раз у тебя этот номер не пройдет. Теперь я все возьму в свои руки – это единственно верный путь.
Опять его губы раздвинулись в хищном оскале.
– В тот раз я разработал чересчур хитроумный план, это меня и подвело. Но я не повторяю своих ошибок. Если хочешь, чтобы работа была сделана на совесть, выполняй ее сам, не передоверяй никому, даже палачу. А ну-ка отойди от моего отца!
Броуди загородил собой лорда Риджиса, встав между ним и пистолетом Нила.
– Это ты нанял тех придурков, что пытались убить меня в Неаполе? – прохрипел он сквозь зубы, не тронувшись с места.
Ему казалось, что его голова набита ватой; все, что он мог сделать, это тянуть время в ожидании благоприятного момента, какого-то шанса, лазейки, хоть малейшей возможности.
Нил кивнул.
– Тупые, никчемные итальянские свиньи. Все, что они сумели, это пристрелить твоего охранника.
– Три человека умерли по твоей вине.
– Через минуту их станет пятеро.
У Броуди зазвенело в ушах.
– Четыре. Это все, что тебе нужно. Отпусти Анну.
– Мне чертовски жаль, но это невозможно.
Помогая себе тростью, граф Бэттиском поднялся с кушетки.
– Нил, – проговорил он таким голосом, словно в его легких совсем не осталось воздуха. – Во имя всего святого…
– Стоять! Не подходите ко мне, отец, а не то мне придется пристрелить и вас тоже. Так нельзя, это все испортит. Ваша смерть наступит несколько позже. Дома она будет выглядеть естественной…
