– Да что ж такое? – простонал Максим Петрович. – Ты можешь не открывать?
– Могу, – пролепетала я и потянулась к Максиму Петровичу всем телом – не представляю женщину, которая бы осталась равнодушна к продуманным прикосновениям искушенного в любви мужчины.
Отвратительный, требовательный звонок повторился. Судьба категорически отказывалась помогать мне. Почему? За что?
С виноватым видом я отстранилась от Максима Петровича, откинула волосы, застегнула блузку.
«Будь ты неладен», – пожелала я Арсению, который маячил за забором.
– Открывай, или подожгу твой курятник! – орал Жуков, колотя в калитку.
– Я сейчас наряд вызову и посажу тебя на пятнадцать суток за хулиганство.
– Курва! – От Жукова за версту несло самогоном.
Я отдала должное: за что бы Арсений ни взялся, он делал это профессионально. Набраться по самые брови за рекордно короткое время – умелец, ничего не скажешь!
– Ну, все, мое терпение лопнуло, – пригрозила я и подалась в дом, чтобы набрать 02.
Не потребовалось.
Сосед Степан мелькнул во дворе и оказался у моей калитки.
– Какие-то проблемы? – послышался его сиплый голос.
Я притормозила на веранде, с любопытством прислушиваясь.
– О! А я думал, ты у Витольды в гостях! – пьяно удивился консультант.
– Как видишь, я дома. Может, и ты пойдешь домой?
– Не лезь не в свое дело, – развязно предупредил Степана Жуков.
– Зря ты так, я помочь хочу.
– Помощник, – взвился Арсений, – сам небось не прочь отыметь Витьку.
Я поморщилась: «Фу, как грубо».
– Кого? – с угрозой в голосе переспросил Степан.
– Кого-кого, соседку!
– Какую? Эту, что ли?
– Нет! Старуху из дома напротив! «Каку-у-у-ю», – передразнил Жуков.
– Она не в моем вкусе!
Вот, значит, как? Не в его вкусе, оказывается!
Оказывается, у нас есть вкус!
– Так я тебе и поверил, – напирал Жуков, – небось рука устала от движений в режиме «помоги себе сам»?
Я даже охнуть не успела – послышался звук глухого удара, что-то хрустнуло, кто-то чертыхнулся, и началось!
О мою калитку бились два тела, забор издавал жалобные звуки, грозя вот-вот рухнуть. Майская, 13 превратилась в горячую точку.
Бормотания и воинственные кличи (консультант временно взял верх над чудовищем Франкенштейна) сменились ругательствами и рычаньем – теперь сосед подмял Жукова.
Я приоткрыла калитку и спросила:
– Как вы тут?
– Уйди, подлая! – взвыл Жуков, лежа лицом в землю. – Все зло от баб! Лучшие мужики гибнут из-за таких вот…
Я вернулась в дом, мечтая слиться с Королем, но рука судьбы опять порушила мои планы.
Улицу огласил вой сирены, напротив дома остановился «уазик».
Я припала к окну и увидела, как из «уазика» высыпали люди в форме.
«Соседи вызвали», – догадалась я и только теперь обратила внимание на поведение своего гостя.
Напоминая цветом молодой салатный лист, Максим Петрович подкрался к окну, едва заметным движением отодвинул штору, взглянул одним глазом на улицу и тут же отпрянул.
Жуков между тем не сдавался, буйствовал, брал калитку штурмом, пару раз попал ногой в забор.
– Всю душу вынула! – орал Арсений, когда его запихивали в «уазик». – Витя, разговор не окончен! Я вернусь!
– Мне лучше уйти, – с тревогой сообщил Француз, – есть выход на другую улицу?
– Есть, только на пустырь, – промямлила я и повела Француза через огород.
Ночь поглотила несостоявшегося донора, а вместе с ним мои надежды на зачатие в этом месяце.
Совершенно убитая неудачей, я вернулась на диван, взяла в руки роман и попыталась слиться в воображении с Франческой. Не получилось.
В дверь снова позвонили. Это был старший по наряду – Коля Колпаков, мой одноклассник.
С обреченным видом я прошла к калитке, открыла и битый час втолковывала Колпакову, что гостей не ждала, что Арсения Жукова знаю шапочно, что претензий у меня к нему нет, поэтому писать заявление я не буду, а пусть его пишет тот, у кого эти претензии есть. Добрые люди нашлись, заявление написали. Возмутителей спокойствия наконец увезли, в наступившей тишине слышен был разрывающий душу лай Тихона.
* * *
На уроке по химии мы с Зойкой пили чай с конфетами, которые передала мне Дарья, решали задачи, учили формулы и обменивались жизненным опытом.
– Мальчишки все дураки, – авторитетно заявила девочка, обнаружив зачатки шовинизма, – дураки и хвастуны. Представляешь, у нас все девчонки влюблены в Митьку Хромова, уже все с ним целовались, а я – нет. Полный придурок. Как в такого можно влюбиться? А ты в кого-нибудь влюблена?
Зойка зашелестела оберткой «Белочки», сунула в рот конфету.
– Ни в кого, – призналась я и последовала Зойкиному примеру, тоже развернула «Белочку» – сладкое меня утешало.
Ночь выдалась тяжелая, беспокойная.
Степан и Жуков какими-то неведомыми способами избежали пожизненного заключения и уже через час после задержания оказались в соседнем дворе, братались и клялись в вечной дружбе. Инопланетные существа – мужчины, сколько о них ни читай.
Подавленная бегством Француза, я легла спать и даже заснула.
Мне приснился какой-то кошмар, липкая от страха, я распахнула глаза, уставилась в темноту и услышала жуткий, потусторонний звук. Я подскочила на постели, прислушиваясь. Если сейчас выяснится, что сосед – оборотень, что я буду делать?
Но все оказалось поправимо: под моими окнами звучала ария герцога из «Риголетто» в исполнении ансамбля «Волчья стая».
– Сердце красавиц склонно к измене, – жутко фальшивя, голосил Жуков, – и к перемене, как ветер мая!
– С нежной улыбкой в страсти клянутся, плачут, смеются, – безбожно перевирая Верди, подхватил пьяный голос Жорки, соседа справа. – Нам изменяя!
– Вечно смеются, нас увлекают и изменяя-я-а-а-ют также шутя! – Голоса слились в протяжный вой.
Исполнителей легко можно было подвести под статью «подстрекательство к самоубийству».
Рука потянулась к телефонной трубке, но я подавила в себе желание вызвать милицию. Уместнее была неотложная медицинская помощь, причем мне.
Захватила подушку, перестелила постель в дальней комнате (бывшей маминой), хлопнула пустырника, закрыла окна, но заснула, конечно, не сразу.
Мысли крутились вокруг Француза.
Неужели родить ребенка от Короля мне не светит?
