– Их арестовали? – спросила я.
Перед глазами возникли цыганские глаза и вишневые губы Француза. Ну почему мне так не везет? Стоит наметить список дел, как рука судьбы вмешивается, разваливает планы и ставит меня в угол на горох.
– Нет, не арестовали. Взяли подписку о невыезде, – в голосе Тихомирова послышалась усталость, – надеюсь, возьмут под стражу в зале суда.
– Да? – вяло реагировала я.
– Твои коллеги должны быть тебе благодарны.
– Да? – прислушиваясь к ощущениям, как попугай повторила я.
– Ну это ведь ты написала заявление в прокуратуру?
Мне с небольшой задержкой удалось сформулировать мысль:
– В общем да, но они и сами бы догадались.
– Они собирались ждать три месяца, как указано в предварительном договоре. А ты ждать не стала.
– А этот Максим Француз – он вообще кто? – спросила я, пряча глаза.
– Финансист.
– Умные мужики, нет бы на пользу отечеству свои таланты приложить.
– Теперь это не модно.
Во время массажа кожа у меня была перманентно «гусиной», лоб следователя покрылся испариной, но никаких посягательств или даже намеков на посягательство он себе не позволил. «Неужели импотент? Или гей? Большие и сильные часто оказываются геями», – ухватилась как за соломинку я за спасительную мысль.
Дима поднял на меня взгляд, подернутый пеленой:
– Ну, как ты?
«Он еще издевается», – едва сдерживаясь, подумала я.
– Спасибо, отлично.
Тихомиров провел ладонью по лодыжке, у меня сбилось дыхание, но я заметила, как дрожат руки массажиста, и испытала мстительную радость: а если бы это была не щиколотка, а более эротичное место? Например…
Если Тихомиров ждет, что я брошусь ему на шею, – зря теряет время. Не было и не будет такого!
Из-за Тихомирова я пропустила начало лета.
Проскакала по дому пять дней с дурацким гипсом, провалялась с книжкой и не увидела, как сменилось время года. Вышла на крыльцо и ахнула: молодая зелень окружала дом, сплошь цвели незабудки, ярко-зеленым шелковым ковром стелился газон.
Тихомиров весь день, не жалея сил, ловил преступников, а вечера проводил со мной. Необходимость в дежурствах у постели больной (при известной доле воображения меня можно было считать больной) отпала, но Дмитрий, кажется, не собирался оставлять пост, продолжал ездить ко мне как на службу.
Личная охрана, старший брат и опекун.
Я молча наблюдала тихую экспансию: в ванной появилась зубная щетка, паста, бритвенный станок и кремы – для бритья и после бритья, в прихожей тапки и шорты в маминой комнате.
Не могу сказать, чтобы я была от этого в восторге, но особенного раздражения личные вещи следователя Тихомирова не вызывали, как и их владелец.
Приходил Дима поздно, иногда ночью, съедал ужин, который я оставляла для него на столе, и шел спать. Никто никого не донимал разговорами, вопросами или вредными привычками.
Ночевал Тихомиров в маминой комнате.
Я находила, что от Тихомирова больше пользы, чем вреда: соседи у меня малость не в себе, что Жорка, что Степан, а со следователем мне было спокойнее.
Ко всему у Дмитрия Сергеевича обнаружились способности к хозяйству: он купил и прибил стильную ручку к двери спальни, сделал защелку в туалете, заменил кран на кухне, устранил течь под ванной, наточил ножи так, что я тут же порезалась, и собрал светильник, демонтированный Жуковым.
В редкие выходные дни осматривал хозяйским придирчивым глазом веранду, крышу, крыльцо.
Между тем фермерское хозяйство хирело, разваливалось, как обычно бывает, в критический момент посыпалось все сразу, точно сговорившись.
Молока было много, и анализы приходилось делать с особой тщательностью: на выпасе коровы, случалось, цеплялись выменем за сучки и коряги, ранились, и молоко шло маститное.
Гена Рысак тенью отца Гамлета бродил по территории фермы – отработанный материал.
Жилетки и водолазки по-прежнему составляли гардероб нашего управляющего, вот только мне совсем не хотелось смотреть кому-либо в правый глаз.
– Ты чего такая? – допытывался Гена.
– Какая? – без выражения интересовалась я.
– Печальная.
– А чему, Гена, радоваться?
– Как чему? Посмотри, как нам повезло: дело завели, скоро суд, земля никуда от нас не денется, все будет как раньше.
– В том-то и дело, что как раньше.
От сознания, что все будет «как раньше», хотелось выть. Меня воротило с души от всего. Уехать бы куда-нибудь подальше, не видеть опостылевших соседей, коллектив, Гену, непонятного Тихомирова…
Пустота, поселившаяся на сердце, ничем не заполнялась. Дефиле, психологические тренинги, навыки обольщения – все было зря и не помогло избежать одиночества.
Как на грех, лето выдалось жаркое, дождей не было. По ощущениям, население Земли сместилось к южным морям, и только последние неудачницы вроде меня оставалась по месту прописки.
Коровы от жары мочились кровью, огрубевшие в работе доярки, дрогнув, плакали от жалости к скотине.
В церкви батюшка каждый день служил акафисты Богородице Спорительнице хлебов.
Коллектив на очередном собрании решил отстоять акафист.
Я стояла в толпе, крестилась, а две прихожанки переговаривались:
– Дождь не пойдет, если не плакать во время службы. А кто тут может заплакать? Посмотри на эти раскормленные рожи – разве они заплачут? – зло шептал старушечий голос.
Глазам стало горячо, я с удивлением обнаружила, что плачу.
Кстати, дождь пошел ночью. Видно, именно моих слез ждал Создатель, чтобы окропить землю.
Тихомиров и не съезжал, и не предпринимал никаких попыток к сближению, ставя меня в тупик. Я не знала, что думать и чего ждать от жизни, когда по вечерам слышала стук калитки. Так и хотелось спросить: ты кто? друг? медбрат? Или…
«Или» – это повар.
Следователь часто и с видимым удовольствием готовил.
За ужином мы тратили не больше двух десяткой слов, если не обсуждали следствие по делу. Тема была спасительной, если бы не она – ужин проходил бы в полном молчании, как монастырская трапеза.
– Кстати, Дим, если в ближайшее время налоговая не разблокирует расчетный счет, наше хозяйство можно будет похоронить, – как-то сообщила я следователю.
– А в чем дело? Кто вам мешает его разблокировать?
– А разве для этого не надо, чтобы прокуратура сняла арест с земель?
– А при чем тут земля?
И Дима объяснил мне, что следствие никоим образом не мешает нам работать, что все у нас будет отлично, если мы поменяем бухгалтера.
