– Надо же, Генка, паршивец, никого не в состоянии контролировать! – Я имела в виду толстую, ленивую, неряшливую деваху – бухгалтершу Нонку Спирину. – Подкаблучник! И дома, и на работе импотент!
– Интересное заявление. – Тихомиров вышел из кухни, оставив меня наедине с собственными мыслями и с посудой.
Я склонилась над раковиной, когда услышала:
– Откуда это?
Я оглянулась и чуть не рухнула: я забыла спрятать письмо-признание в стол!
Дима подошел к мойке, выключил воду и взял меня за плечи.
Медбрат, милый и симпатичный, с терпением ухаживавший за мной, растиравший гелем поврежденную щиколотку, ау, где ты?
Лоб Тихомирова собрался морщинами, у рта образовались жесткие складки, на скулах перекатывались желваки – просто Нептун или Зевс-громовержец.
– Нашла в почтовом ящике, – пролепетала я, чувствуя себя беспомощным, терпящим бедствие суденышком.
– От кого?
– Аноним.
– Ты кого-нибудь подозреваешь? – Следователь на допросе в прокуратуре, и только!
Я вырвала письмо из рук Тихомирова, сложила и попыталась замять ситуацию.
– Дима, – я скривилась, – перестань. Это не стоит твоего внимания.
– Витюша, твое легкомыслие может иметь печальные последствия. Заявляю со всей ответственностью: это письмо написал маньяк!
– Маньяк? По-твоему, я не могу вызвать в мужчине сильного желания?
– О! Конечно можешь! – В голосе Тихомирова звучала плохо скрытая ирония.
Ну разумеется.
– Тогда почему маньяк?
– Потому что если нормальный мужчина хочет женщину, то он ей просто говорит об этом, а не пишет симпатическими чернилами записки!
Дима воспользовался моим замешательством и отнял листок.
– Откуда тебе знать? Ты когда-нибудь испытывал что-нибудь подобное?
Я попыталась вернуть письмо, Дима поднял руку, я униженно, как цирковая собачка на лакомство, смотрела на бумажный лист. Осталось только подпрыгнуть и вцепиться в письмо зубами.
– Глупости! Я бы не стал заниматься такой ерундой, царапать крахмалом, или лимоном, или молоком по бумаге! Согласись – это полный бред!
– А по-моему, очень романтично!
– Что в этом романтичного?
– Креативно, необычно.
– Чушь собачья!
Тихомиров исчерпал доводы и умолк. Он и так сказал больше, чем за всю наделю, которую мы провели вместе.
– А за это можно человека посадить? – поинтересовалась я.
– Нельзя, – похоже, Тихомирова это обстоятельство расстраивало, – нет состава преступления. Он не угрожает твоей жизни и здоровью.
– Дим, не мучайся, я думаю, это один из моих учеников – Артур или Ваня. Мы с ними как раз говорили о тайнописи, – соврала я, чтобы успокоить следователя.
– Да? А когда это было? Ваш разговор, я имею в виду?
О боже! Ну и кто здесь маньяк?
– Не помню точно, но как раз перед тем, как я нашла это письмо.
– Почему ты сразу не сказала?
– Не ожидала, что ты так близко воспримешь это глупое сочинение.
– Зря ты так легко относишься к этому. Надо прекратить занятия.
– Не могу. Обещала заниматься с ними до выпускных экзаменов.
Я снова попыталась вырвать из рук следователя анонимку – Дима снова отвел руку.
Остывал Тихомиров медленно.
– Не такое уж глупое письмо, – проворчал он, – парень конкретно запал на тебя.
Дима перечитал послание. Пока он читал, я не знала, куда деваться от стыда, а когда закончил читать, посмотрел на меня так, что захотелось сквозь землю провалиться.
– Могу я взять письмо с собой?
– Зачем?
– Хочу кое-что проверить.
Красная от смущения, я выдавила:
– Бери.
На ферме все оставалось без изменений, если не считать настроения. Коллектив воспрянул духом, когда следователь Тихомиров приехал на собрание и проинформировал пайщиков о ходе следствия:
– Жуков и Француз – рейдеры сельскохозяйственных земель. По имеющимся данным, обязанности в группе разделены. Жуков находит покупателя, а Француз организует фирму-прокладку. Земля оформляется на эту фирму, а потом сразу на покупателя. Ваши земли должны были стать полями для гольфа. Сейчас дело передано в суд, земля не уйдет в чужие руки. Меры приняты вовремя.
Коллектив одобрительно загудел, задал несколько вопросов и отпустил следователя.
Я не забыла сказать Нонке, что она профнепригодна, а Геннадию Павловичу – чтобы он поменял бухгалтера.
– Ой, если ты такая умная, сама писать балансы будешь! – срываясь в истерику, взвизгнула Нонка.
– Спирина, какой ты профессионал, если не можешь объяснить, откуда взялся у хозяйства долг?
– Почему это не могу? Могу! Кредит взяли и не смогли рассчитаться. И при чем здесь я?
– А кто?
– А Геннадий Палыч тогда телят купил бракованных. Кто вам доктор? Что хотите делаете, а Нонка отдувайся?
– Палыч, это что, правда? Те телята были бракованными?
Прошлой весной Миша Загорулько с ног сбился, пытаясь спасти телят, – их косила какая-то инфекция, – но спасти молодняк так и не удалось.
Страсти накалялись.
– Откуда же я знал? – Как обычно, Гена не чувствовал момента.
– А кто должен знать?
В красном уголке наступила предгрозовая тишина. «Ну, сейчас начнется», – успела подумать я.
– Твою мать, – как хлыст рассек тишину вопль одной из доярок, – Палыч, ты ж покупал через администрацию тех телят! Уж не твоя ли Верка подсуетила их?
Я покинула красный уголок, уверенная, что Гена, как честный человек, должен застрелиться.
– Витюша, давай ужинать. Я тут приготовил кое-что для тебя.
Холодец, кюветки с желе и несколько упаковок мармелада – я сняла шляпу (воображаемую, конечно!) от такого научного подхода к питанию. Даже не стала подвергать критике желе – продукт состоял только из химических элементов, ни одного живого ингредиента.
Холодец был выше всяких похвал – один цвет чего стоил: насыщенный, золотистый! От чесночного духа я чуть не захлебнулась слюной.
– Дима, откуда холодец?
– Сам варил, – с легкой обидой ответил Тихомиров, чем окончательно меня добил.
– Тихомиров, за твоими достоинствами недостатков не видно, – с тревогой призналась я.
Это была истинная правда.
Тихомиров был терпелив, заботлив, внимателен и молчалив. Ко всем своим достоинствам Дима был хорош собой, от него пахло свежестью, здоровьем и чистотой. Тогда что не так?
