– Дело в том, что вечером я встречаюсь со следователем прокуратуры, – призналась я. Это было трудное признание – в этот момент я честно ответила себе на вопрос: кто же Король?
Француз подавился и долго кашлял.
– Откуда у тебя такие знакомые? – сморкаясь в салфетку, спросил Максим Петрович.
– Ваше дело вел. Вот, подружились. Хорошим человеком оказался.
– Так он что, в доле? – наконец-то ревнивые нотки прозвучали в голосе Француза.
С невесть откуда взявшимся мстительным удовольствием я ответила:
– А ты как думаешь?
На следующий день мы смотрели угодья, возили плохо соображающего, хмельного Стефано по полям до ряби в глазах. Верка, вешалка, была в короткой юбке, в обтягивающем топе, из которого выпирала грудь шестого размера, и на шпильках.
Пейзаж был до того однообразным, а Верка до того призывно-сексуальна (сверкала острыми коленками и довела бедного Стефано до спермотоксикоза), что макаронник спекся и сказал «Баста».
В аэропорту итальянский гость заверил Рысакову, что поля подходят для гольфа (хотя фактически это были сельские леса), что он холост и что обязательно вернется. Шварценеггер…
Третье письмо скорее озадачивало, чем пугало.
«Надень завтра синий топ – он так идет к твоим глазам и так мало прикрывает», – просил К. М.
Теперь я согласна была с мнением Тихомирова: это писал маньяк. Как можно голубой топ назвать синим?
Послание было написано раствором крахмала. Пришлось повозиться, пока я это выяснила. Буквы проступили после того, как я подержала листок над парами йода.
Неосмотрительная просьба маньяка подтолкнула меня к действиям. Прочитав послание, я решилась на партизанскую вылазку.
Вылазке предшествовал усиленный мозговой штурм: кто мог видеть меня в саду в голубом топе?
Участок выходит на пустырь, к тому же дед по материнской линии поставил в конце участка высоченный забор. В заборе имелась калитка, которой пользовались еще в те времена, когда выгоняли гусей на луг (символично, что этой самой калиткой воспользовался Француз).
Но не это главное. Главное – за яблонями и кустами смородины и малины, окружавшими участок, рассмотреть что-нибудь было нереально, если только не забраться на каланчу (водонапорная башня возвышалась в начале улицы) или на чердак. Кому это могло понадобиться?
Жорки нет, соседи, живущие напротив, – одуванчики-пенсионеры, и представить, как старик, держась за радикулит, втайне от старухи, кряхтя, лезет на чердак с биноклем, а потом пишет симпатическими чернилами любовные записки, я не могла, хоть убейте.
И я опять шла по кругу: Жорки нет…
Степан, как и Жуков, появился на горизонте после того, как я получила первое письмо, и все-таки…
Я поняла, что действовать надо методом исключения. Жорку я исключила. То же самое надо сделать со Степаном – исключить из числа подозреваемых.
В последнее время в расписании соседа появилась система: уезжал на работу вместе с Тихоном, отсутствовал «сутки через двое», иногда «сутки через трое». «Может, действительно эмчеэсовец», – понаблюдав за графиком Степана, подумала я и стала ждать очередного дежурства соседа.
Ждать долго не пришлось.
Мы с Тихомировым только отужинали, когда по соседству завелись «жигули», двор заволокло выхлопными газами, стукнули ворота и, удаляясь, затарахтел двигатель «девятки».
Уши мои поневоле ловили каждый шорох в наступившей тишине. А что, если Степан на этот раз оставил Тихона дома?
– Ты чего такая напряженная?
Из всех неудобств, которые создавал следователь, первым была потерянная свобода действий. Я все время чувствовала себя под колпаком.
– Немного болит поясница, – не придумала я ничего лучше.
– Ложись, я сам уберу, – проявил сострадание Тихомиров.
– Спасибо.
– Давай я тебе массаж сделаю, – благодушествовал Дмитрий.
Отличная мысль, но такая несвоевременная! Повторить опыт с массажем в данный момент я бы не рискнула, тем более в нижнем отделе позвоночника.
– О! Это лишнее!
– Если что-то понадобится, не стесняйся, зови.
– Да, конечно.
Я действительно ушла к себе и легла, прислушиваясь к шуму воды на кухне, к звяканью посуды и шагам Тихомирова. Вот Дмитрий принял душ, вот зашелестел документами.
Наконец, скрипнула кровать, и все стихло.
Я не спешила – выждала разумное время на случай, если Дмитрий еще не спит или если Степан вернется, и на разные другие непредвиденные случаи.
Примерно через два часа я захлопнула книжку, прихватила фонарик и выскользнула из дома.
Почти бесшумно (с десяток сломанных веток на ближайших деревьях не в счет) приставила стремянку к забору, поднялась на пять ступенек, обняла трубу, на которую опиралось ограждение, и спрыгнула во двор Степана.
О том, чтобы проникнуть в дом через дверь, я даже не помышляла. Окна – вот что занимало мое внимание.
Обойдя дом, я проверила рамы, в надежде, что хотя бы одна окажется открытой, и не ошиблась – окно в спальню было легкомысленно распахнуто.
Поборов легкий приступ паники, я влезла на завалинку, подтянулась и юркнула в окно.
Ничего не произошло: мне в глаза не ударил луч прожектора, люди в масках не скрутили меня и не надели наручники. Я ждала гласа Божьего или, на худой конец, злобного рычания Тихона, но никому не было дела до Витольды Петуховой, забравшейся в чужой дом.
Это меня вдохновило, и я включила фонарик.
Если бы в мой дом нагрянули посторонние, вряд ли они застали бы такой марафет: кровать застелена, все в образцовом порядке, вещи нигде не валяются, пол чистый. «Степан, однако, зануда с комплексами. Аккуратист», – осветив комнату, неприятно удивилась я.
Цель моего вторжения представлялась мне предельно ясной: найти в доме улики, изобличающие автора анонимных писем.
Изобличить автора могли лимон, таблетки хлорида кобальта, ватные палочки (возможно, именно их обмакивает в раствор К. М. и использует в качестве ручки) и крахмал.
Согласна, не такой эксклюзивный набор инструментов. В каждом доме могут обнаружиться лимон и ватные палочки и даже крахмал. Что касается хлорида кобальта… Степан не держит крупного рогатого скота, а если быть до конца честной, то и мелкого тоже не держит (Тихон не в счет).
В каждом ли доме присутствует крахмал? Только не у одинокого мужчины. Зачем, например, Степану картофельная мука? Варить кисели? Крахмалить белье? Вот уж вряд ли…
Размышляя подобным образом, я обследовала кухонные полки и шкафы.
Тонкий луч фонаря осветил нехитрые запасы: крупа пшенная, пакет овсянки, гречка в банке, горох, сахар, лапша быстрого приготовления, спагетти в пакетах, чай. Содержимое одного из пакетов рассыпалось – непорядок, дорогой Степан Михайлович, непорядок…
