– От человека, который таким экзотическим способом объясняется с женщиной, можно ожидать всего. Он может перейти к действиям.
– Дим, ну к каким действиям? Не станет же он проникать, как ты выразился, в дом, хватать меня и насиловать?
– Не хочу тебя пугать, но не исключен и такой вариант развития событий. Я и так не всегда рядом, а на следующей неделе у меня командировка. Хоть бери и вези тебя с собой.
Димины руки занимались тем, что карается статьей 139 УК РФ, – проникновением.
– Я не против, – прошептала я, соображая все хуже. Поток желания утягивал меня на глубину, как река жертву.
– Обещай, что ты будешь осторожна, – услышала я.
– Не хочу быть осторожной, хочу быть безоглядной, – послушно следуя за желанием, ответила я.
Или хотела ответить, но не успела? Не помню…
Проснулась я оттого, что на кровати стало больше места. Не открывая глаз, протянула руку и убедилась, что место Тихомирова благополучно занял Триш.
Я приподнялась на локте и прислушалась – было тихо и темно, как в гробу. Такие безлунные ночи принадлежат богине ночной нечисти Гекате, вспомнила я.
Ругая себя за пессимизм, поднялась и направилась на поиски Тихомирова.
Туалет, ванная, кухня, мамина спальня, гостиная встречали меня безмолвием – Димы не было нигде.
На веранде Тихомирова тоже не оказалось, и я уже готова была позвать его, но почему-то испугалась.
Постояла на крыльце, напряженно вслушиваясь в ночные шорохи и небесные вздохи. Глаза понемногу привыкли к темноте, и я проскользнула в сад.
Меня вело какое-то шестое чувство.
Я старательно обходила гравийные дорожки, чтобы не выдать себя, ступала по газону. Добралась до забора и перестала дышать, когда услышала голос Тихомирова из окна спальни соседа:
– Мы с тобой обо всем договорились, по-моему.
– Как ты мне надоел, – прохрипел Степан, – житья от тебя нет. Что тебе от меня надо?
– Я глаз с тебя не спущу, запомни. Я буду везде. Я найду способ упрятать тебя подальше.
– Ты псих!
– Псих? А ты, значит, нормальный? – с усмешкой поинтересовался Тихомиров. Я без труда представила тяжелый взгляд зеленых глаз.
– Да в сравнении с тобой – я образец психического здоровья!
– Заткнись, совершенство. На твоем месте я бы поскорей отсюда смотался.
– Мне уже некуда бежать. Я уже прибежал, – устало произнес Степан, и у меня опять защемило сердце.
Что происходит, черт возьми?
Я попятилась от забора, беззвучно, по газону, припустила назад. Опередив Диму на пару минут, забилась под одеяло и услышала, как на веранде скрипнул пол под тяжестью Тихомирова.
– Дима, – жалобным голоском позвала я, – ты где?
– Здесь, Витюша, я пить вставал.
– Мне страшно без тебя, – продолжала я спектакль.
– Я уже ложусь.
Дима обнял меня.
– Ой, какой холодный, – притворно удивилась я, – где ты был?
– Просто постоял на крыльце. – Тихомиров был само терпение и кротость.
– Что-то случилось?
– Нет, все хорошо.
Димины губы коснулись виска, мелкими поцелуями накрыли глаза, спустились к губам.
– Дим, ты любишь меня? – Я вся звенела от напряжения.
– Витюша, девочка моя, только тебя и любил всегда. Всегда. Понимаешь? Всегда.
– Как это – всегда? – не поверила я. Сердце оборвалось.
Димины глаза блестели в темноте, как у Триша или… нет, как у дикого зверя.
– Всегда. Как только увидел. И никогда не переставал любить. – Шепот Тихомирова перешел в прерывистое, хриплое дыхание.
– А жена?
– Не думай об этом.
– Совсем?
– Совсем. Иди ко мне.
Губы Тихомирова продолжили путешествие, и я задохнулась от страха, горечи и любви.
* * *
– Представляешь, ужас? – захлебываясь, верещала Дарья в трубку так, что я отвела аппарат от уха. – Андрей подцепил в саду ветрянку!
– Ну и чего ты паникуешь? Все дети болеют ветрянкой.
– Много ты знаешь. – Дарья одним махом разрушила мои теоретические познания. – Ни я, ни Зойка, ни Егор не болели в детстве ветрянкой!
– Ну, вы стали редким исключением, – промямлила я.
– Уже нет.
– Не поняла?
– Уже все сидим в оспе. Все святое семейство! – торжественно завершила Дарья.
– Как? И Егор?
– И Егор. Весь в зеленке, с температурой под сорок. Тяжелей всех переносит. Ведь спрашивала двести раз: болел или нет? Уверял, что болел всеми детскими болезнями. Оказывается, только ветрянкой и не болел. Ходят к нам теперь участковый терапевт и детский врач.
– Даш, может, что-нибудь надо? – вяло поинтересовалась я, готовясь к тому, что придется совершить подвиг во имя дружбы.
– Конечно!
И Дашка продиктовала список продуктов и лекарств, которые закончились в их лазарете.
Отложив роман (после бурного примирения у Франчески с Рэем дело двигалось к свадьбе), я быстро собралась и покинула дом.
Проторчав на остановке минут десять, поняла, что во имя дружбы придется потратиться на частника, и стала голосовать. Через пару минут меня осчастливила светлая «девятка». Я склонилась к окну и узнала соседа – Степана.
– Ой, здравствуйте, – расстроилась я, но тут же передумала расстраиваться и вознамерилась воспользоваться случаем и узнать о таинственном соседе хоть немного больше того, что знаю. Я улыбнулась. – Отвезете?
– А вам куда?
Я невольно поежилась – нужна привычка, чтобы не вздрагивать от змеиного шипения, который заменяет Степану голос.
Все больше жалея, что это оказался именно Степан, назвала магазин недалеко от дома Вахрушевых. Сосед кивнул, и я неуклюже втиснулась в «девятку».
– Возьмите. – Я протянула Степану пятьдесят рублей.
– Не надо, – игнорируя полтинник, проворчал сосед.
Настаивать я не стала, спрятала деньги в кошелек и незаметно осмотрела салон.
В машине царил образцовый порядок (как дома), и мое мнение о соседе как о зануде окрепло. Но, несмотря на отполированную приборную панель, побывавшие в чистке чехлы и покачивающийся на зеркале озонатор в виде елки сюрреалистического лимонного цвета, в салоне стоял горьковатый запах замкнувшей проводки.
У меня к соседу было множество вопросов, но сосед не располагал к общению. Степан вез меня в полном молчании, не обменялся ни одной мыслью, даже погоду не обсудил для приличия, и вообще делал вид, что меня нет. Интервью отменялось.
