– Какая разница?
– Твоя доверчивость тебя до добра не доведет.
– Ты о чем?
– У этого типа взгляд убийцы.
– Да? Ты тоже заметил? – чему-то обрадовалась Симка.
– Вижу, тебя по-прежнему тянет к сомнительным типам.
Вот оно, началось.
– Вовсе нет. Просто так вышло, что он оказался рядом, когда у меня прихватило. Так и познакомились. У меня, кроме Антона, здесь нет знакомых. Я нигде не бываю, кроме детской поликлиники и магазинов. – У Симки на глаза навернулись слезы от жалости к себе.
– Сима, я вас не оставлю, ты ни в чем не будешь нуждаться. Пожалуйста, не заключай поспешных браков.
Все ясно: не хочет, чтобы у Маньки появился отчим.
Просьба была с душком и прозвучала как запрет на других мужчин. Симка не готова была дать обет безбрачия. Даже дача на побережье не стоила такой жертвы.
– Так это была спланированная акция – столкнуть их лбами? – заподозрила Наина, когда племянница поделилась своими выводами.
Симка с осуждением посмотрела на тетку:
– Ну откуда же я знала, что Юлий опоздает и мне придется просить соседа посидеть с Динкой. Нет, это была случайность.
– Фрейдовская какая-то случайность.
– Не осложняй, – отмахнулась Сима, – ты видишь, все сложилось удачно. Машина есть, и дача на побережье будет.
– Дай Бог здоровья Юлию. Такой человек, – умилилась Наина, стоя с сигаретой на балконе.
С балкона была видна автостоянка, и все семейство по очереди бегало любоваться на черное и сверкающее, как калоша, сошедшая с конвейера фабрики резиновых изделий, авто.
– Знаешь, – призналась тетке Сима, – я вспоминаю, как он повел себя, когда узнал о Руслане. Как будто он эмоционально недоразвит.
– А ты бы хотела, чтобы он тебя отмутузил?
– Все тебя в крайности тянет.
– Меня?!
– Нан, он даже не обиделся, понимаешь? А мог бы, хотя бы для вида. У него точно кто-то был. Поэтому он меня сюда и привез – чтоб не мешала.
Симка встряхнула головой, отгоняя воспоминания. Может, она и жалела бы обо всем случившемся, но смысла в этом не видела. Не в характере Юн-Ворожко было застревать на прошлом и сожалеть о том, чего нельзя изменить. Сожалеть смысла не было, а вот забыть – был.
К несчастью, бегоевская порода оказалась доминантной: сросшиеся бровки, небольшие и уже строгие глазки поселились навсегда в Симкиной жизни. Пухлые цепкие ручонки преследовали и ловили – не оторвать, не обмануть. А так иногда хотелось. Симке приходило в голову, что ее дочь – ангел-истопник из пророчества Мохаммеда, подбрасывающий дрова (или уголь?) в адское пламя ее греха. «Помни» – веяло от упрямого лба, срастающихся бровей и коротких ладошек ангела.
Наина после возвращения с севера не заикалась о Руслане, а это могло означать только одно: дочь усатой киоскерши под присмотром старейшин затащила в постель страстного мальчика.
Сима не выдержала этой молчанки:
– Ты видела Бегоева?
– Мельком, – неохотно призналась Наина, пуская дым колечками, – ни о чем не поговорили – не было возможности, как ты понимаешь. Выглядит он потерянным.
Симкино сердце болезненно сжалось, хотя надо признать, боль была уже не такой острой.
– Потерянным, говоришь?
– Да. Представь. Мне показалось, он боится кого-то. Все время оглядывался, чтоб нас не увидели.
– Еще бы, – уголки Симкиных губ презрительно скривились, – увидят – лишат будущей доли в будущем бизнесе.
– А чего ты ждала?
– Ну уж точно не этого.
– Ну и дура. – Тетка, как обычно, не церемонилась.
– Зато с опытом.
– Знаешь, дура с опытом – это шлюха.
– Глупости, – хмыкнула Симка, – дура с опытом – это дверная ручка.
Обе невесело рассмеялись.
– Что, дверная ручка, Новый год будем вдвоем куковать? – Наина притянула Симкину голову, похлопала по плечу.
– Н-нет. Я как раз хотела спросить: как ты отнесешься, если я позову Антона – соседа.
Рука Наины замерла, она отстранилась от племянницы:
– Ну, позови, позови.
– Ну что ты на меня так смотришь? – Симка внезапно залилась краской.
– Вот то и смотрю. Тебя жизнь ничему не учит.
– Учит! – с жаром возразила Сима. – Учит ценить жизнь, каждое мгновение.
– А ценить каждое мгновение ты можешь только в присутствии необходимого зла?
– Ты имеешь в виду соседа? Ну какое из этого валенка необходимое зло?
– «Валенка»? – поразилась Наина. – Ты правда считаешь соседа валенком?
– Вообще-то я считаю, что он рецидивист. Когда он повалил меня в подъезде на пол, я думала все, мне крышка. А ему, оказывается, что-то показалось, и он прикрыл меня от опасности. Чокнутый.
– И ты оставляешь его с детьми?
– Так получилось. Когда схватки начались, я была рада любому, хоть серийному убийце. Повезло, что это оказался Антон. Мне врач рассказывал, как он требовал машину скорой помощи, грозил всех перестрелять, если я умру. Так и сказал: в суд обращаться не буду, сам разберусь с каждым виновным.
– Это, конечно, меняет дело. Знаешь, – Наина помолчала, – мне кажется, что Антон – из военных. Так и вижу его в армии.
– Ты дома у него не была.
– А что у него дома?
– В жизни не видела такого бардака. Приемный пункт стеклотары, а не квартира.
– Бардак – это хороший знак. Бойся человека без юмора и мужчину, у которого в доме идеальный порядок. К идеальному порядку, Фима, стремятся инертные люди, неспособные на поступок.
– Он пьет, – мягко увела тему Симка.
– Но ведь не спивается.
– Скоро.
– Не уверена. Мне кажется, Антон сильный. Интересно, он в горячих точках не воевал?
– Да ладно, Наинка, какие горячие точки? Пьянь гидролизная!
– Ну и зачем тогда ты собираешься приглашать его на Новый год?
– Для разнообразия. Не сидеть же одним? Опять же удобно: надоест, проводим на первый этаж – и всех дел.
– Смотри, как заметно повысился твой уровень притязаний.
– Уровень притязаний? – не поняла Сима.
– От миллионера к нищему Ромео, от нищего Ромео – к латентному алкоголику.
– А можно я без всяких притязаний просто приглашу человека в гости?
– Да ради бога.
Антон и хотел, и боялся о чем-то спрашивать беллетристку.
Затянувшаяся игра в вопросы-ответы напоминала сеанс спиритизма, а Квасов считал неврастеников-медиумов, вызывающих на разговор духа Пушкина, душевнобольными людьми. На их фоне сам себе Квасов казался воплощением здоровья и здравомыслия.
