— Мелко плаваешь.
— В смысле?
— Я имела в виду нечто совершенно, принципиально другое. Я имела в виду захват газеты, — таинственно произнесла Бочарникова, наблюдая за реакцией подруги, известной клуши.
От алчного блеска в глазах Бочарниковой Лере стало неуютно.
— Захват?
Воображение тут же подсунуло апокалиптическую картинку: жалкий старичок-вохровец на проходной, бессильный против людей в масках, вооруженных автоматами, вскрытый сейф в бухгалтерии, изъятие юридической документации и сдержанные рыдания Шурочки Величко… Это было не совсем то, к чему Лера стремилась.
— Конечно, захват! — Галкины глаза горели нездоровым блеском, а невыразительные губы нервно подергивались.
Вид подруги привел Леру в чувство.
— Нет, — с несвойственной ей твердостью заявила Ковалева, — я не дам согласие на захват. Придумай другой какой-нибудь вариант.
— Началось, — проворчала Галина, насаживая мясо на шампуры, — тогда не жалуйся, если Дворник тебя каждый день принародно станет макать в унитаз. Между прочим, я удерживалась от рейдерского захвата только из-за тебя.
— Вот и удерживайся дальше. — Спокойный, непреклонный тон Леры не удивил Бочарникову: муж для Леры был тотемным животным.
— Хорошо! Есть второй вариант. Для меня, конечно, менее предпочтительный, потому что более гуманный. Отожми у соучредителей их долю.
Лера в неподдельном удивлении уставилась на Бочарникову:
— Как, интересно?
— Если не хочешь рейдерского захвата газеты — придумаешь.
— Галка, ты меня шантажируешь?
— Бог с тобой, девочка моя. Предупреждаю. Все серьезней, чем ты думаешь. Твой Дворянинович…
— Уже не мой, — отреклась от неверного мужа Лера.
— Ты не знаешь, как этот уже не твой, — сделала акцент Галка, — стал одним из учредителей. Открою страшную тайну: Казя использовал компромат против Чудиновских, и старый греховодник вынужден был без шума и пыли уступить акции.
— Старый греховодник?
— Да, девочка моя. У Чудиновских была любовница, а Казимир выследил их и сделал несколько откровенных снимков. Потом показал главному фотки и поставил перед выбором: акции в обмен на негативы и снимки. Ты же знаешь, ни при каких обстоятельствах Чудиновских не ушел бы из семьи. На это и рассчитывал Дворник.
— Откуда ты знаешь?
— Этой любовницей была я.
Взглянув на очумевшую, как таракан после санобработки, Ковалеву, Бочарникова резко сменила тему:
— Подруга, ты давно в свет не выходила?
— Лет сто.
— Пора тебя проветрить.
— Есть предложение? — еще находясь в прострации, автоматически спросила Лера.
— Полно. В Музыкальном танцует «Баядерку» Волочкова. По всему городу расклеены афиши Валерия Гергиева. Так что засидеться я тебе не дам.
Кислая Лерина улыбка у кого угодно отбила бы охоту ее проветривать.
— Шерочка с машерочкой.
В ответ Бочарникова только подлила подруге коньяка.
— Кого-нибудь подцепим в театрах-то, — Галка подтолкнула Леру плечом, — какого-нибудь интеллигента-нувориша. Давай за это выпьем.
Первая доза коньяка уже хозяйничала в крови — Лера парила в облаках, не ощущая груза прошлых обид и собственного тела.
— За интеллигента-нувориша?
— Не цепляйся к словам. Выпьем за то, чтобы охмурить состоятельного и неженатого.
— Умного, великодушного, щедрого. И пылкого любовника.
— Ты сейчас все испортишь, — предостерегла Галка, — портрет уже вызывает недоверие.
— Портрет собирательный. Когда начнем охмурять? — Коньячная готовность к подвигам безумно нравилась Лере.
— Купим билеты — и вперед!
— Счастливые билеты?
— Нет, билеты счастья.
Галина перевернула шампуры, засмотрелась на тлеющие угли и притихла.
Подставив лицо солнцу, Лера тоже молчала.
Запах мяса привлек бродячую собаку. Лера с острой жалостью рассматривала животное: свалявшаяся шерсть клоками свисала с исхудавших боков, нос ловил съестные запахи, голодные глаза, не отрываясь, следили за шашлыками. Что-то их роднило с собакой. Что?
Лера бросила псине кусок, та виртуозно поймала его на лету и потрусила прочь. Именно в этот момент, глядя вслед убегающему псу, Лера осознала, насколько она одинока. Одиночество — вот что их роднит.
В Галке собака пробудила совершенно иные мысли и чувства.
— Надо не сидеть сложа руки и не ждать у моря погоды, надо действовать.
— От судьбы не уйдешь. — Лера всегда была склонна к меланхоличной созерцательности.
— Точно. Она от тебя уйдет. Звони Крутову, назначай встречу.
— Что? Зачем это?! — При воспоминании о парламентарии Леру обдала горячая волна стыда. Только по приговору суда она согласится встретиться с мачо.
— Извинишься и пригласишь в ресторан. Я закажу вам какой-нибудь крутой кабак, и ты сделаешь статью об этом вонючем военном городке, черт бы его побрал! Звони!
— Еще чего! Не буду!
— Тогда я сама сейчас ему позвоню и скажу, что ты в него влюбилась.
— Галка! Ты спятила? — заорала Лера, вмиг протрезвев.
— Не позвонишь — оттяпаю у Казимира акции.
— Ненормальная, — определила Лера. — Звони кому хочешь, говори что хочешь, я никуда не пойду и ни с кем встречаться не собираюсь. И больше не будем об этом.
Капитулировать перед детским наивным упрямством Ковалевой Галина не собиралась, но что-то такое было в интонациях Леры, что заставило Галину отступить. Отступить, чтобы перегруппировать силы для новых атак.
В то время как на берегу ручья Валерия снимала один стресс, судьба параллельно готовила другой, чтобы подсунуть с утра пораньше.
В колонке, которую из номера в номер вела собкор Ковалева, обнаружился пришелец — чужая заметка. От подписи в конце заметки Леру прошиб холодный пот: «Кандидат биологических наук, м.н.с. В. Душков».
Не дождавшись Ковалеву, Володя сам передал в газету результаты уникальных наблюдений за городскими птицами.
Господи ты боже мой, как же так?
Нет, Душков не способен на такое коварство. Кто-то очень хитрый действовал за его спиной, какой-то ловкий манипулятор. Чьи это могут быть шаловливые ручонки? Интуиция подсказывала: Чижевской. Только практикантка могла пронюхать о птицах, нарыть телефон мэнээса Душкова и уговорить его тиснуть заметку. Самка тарантула на охоте не гнушается ничем.
Как всегда некстати проснулась совесть. «Ты просто ненавидишь свою обидчицу, вот и винишь ее во всем. Скажи еще, что Чижевская виновата в вашем разрыве с Казиком. Не она, так другая. Вся вина девицы в том, что она оказалась в нужное время в нужном месте и взяла то, что плохо лежит, — только и всего».