Застигнутая врасплох, Леночка не успела взбрыкнуть, поднять Влада на смех, не успела остудить ледяной улыбкой или ядовитым словцом — не успела применить ничего из богатого арсенала стерильной девственницы, а губы коварного водилы уже были на ее губах. Коротко вздохнув, Ленка выронила пустую банку, осела у Кречета на руках и затихла.
Оказалось, что они одного роста.
Оказалось, что целуется Влад как водит «фольксваген» — нежно и чутко.
Оказалось, что он не только целуется нежно и чутко…
Выяснилось, что Влад Кречет у Железной Ленки — первый.
Козе понятно, с таким характером только врагов хорошо наживать, а не парней.
— Ну ни фига себе, — изрек Кречет, когда все было позади, а он остался цел и невредим, если не считать незначительной потери в весе.
Леночка без смущения позволила собой любоваться.
— Отчаянный ты парень, Кречет.
— В смысле? — по обыкновению тупил Влад.
— В смысле — не побоялся.
— Лен, да я и сейчас боюсь, — чистосердечно признался отчаянный парень. Из окна лился сине-фиолетовой свет, маскируя синяк под глазом, и Влад перестал стесняться. И разглядывал Ленкину небольшую, восхитительно упругую на ощупь грудь с неведомым чувством — чувством хозяина.
— Боишься — значит, уважаешь.
— Точно, — хмыкнул Влад.
В синие сумерки кто-то безостановочно подливал чернила, у Ленки от пережитого стресса слипались глаза. Прижавшись к горячему, на совесть сработанному плечу Влада, она стала засыпать, но в самый последний момент, уже наполовину во сне, вспомнила, зачем приехала: Мессалина!
— Мессалина! — вскрикнула Леночка.
— А? Что?! — как-то не авантажно всполошился ее первый мужчина.
— Я же приехала спросить у тебя, кто такая Мессалина.
Воспоминание было не самое приятное, синяк под глазом отозвался ноющей болью.
— Знал бы — убил, — с глухой обидой буркнул Кречет.
— То есть, — осторожно прощупывала почву Леночка, — ты не видел эту даму.
— Нет.
— Уже хорошо. — Леночка вздохнула с облегчением. Все-таки чертовски приятно, что твой первый мужчина не шиза и не клинический идиот. — А кто тебя так отделал? — все так же осторожно продолжила Леночка.
— Тетка какая-то. — Влад покраснел и порадовался, что подкравшаяся темнота скрывает его состояние.
— Как выглядела тетка? Опиши.
— Тощая и длинная, я еще подумал, на линейку похожа. Больше ничего не помню.
— Чем она тебя? — сочувственно поинтересовалась Леночка.
Влад неосознанно потрогал глаз:
— Сумкой. Не знаю, что у нее там было. Камней наложила, что ли? У меня сразу искры из глаз посыпались, я вообще больше ничего не видел. Нет, правда, — услышав сдавленный Ленкин смешок, окончательно смутился и стал оправдываться Аника-воин, — чё мне, с теткой воевать, что ли? Она мне в матери годится.
— Дай, я тебя пожалею, маленький ты мой.
Маленький хрюкнул что-то нечленораздельное, а Ленка придвинулась и прижалась мягкими, как у лошади, губами к глазу. Влад обнял за талию свое нечаянное счастье:
— Давай поженимся, Лен. Завтра заявление отнесем.
— Да? — Леночка не ожидала, что Кречет окажется таким… старорежимным.
— Ага. А чё, ты против?
— Нет-нет. Приезжай ко мне домой, сделаешь официальное предложение руки и сердца. Папе это понравится.
— Завтра? — с сомнением трогая синяк, уточнил Влад.
— А зачем откладывать? Ссадины, синяки и шрамы украшают мужчину.
— Только не этот.
— Соври что-нибудь. Скажи, самолет на посадку шел.
— Вот сейчас не понял — это ты шутишь так?
— Владичка, все будет хорошо. Папа оценит твою решимость и отвагу.
— Опять шутишь, да?
— Привыкай.
Влад накрыл Ленку своим телом:
— Тогда ты тоже привыкай.
* * *
Хмель не брал. То есть брал, но не отключал.
Руки и ноги не слушались, а голова работала и с беспощадностью автомата выдавала чек: итого к оплате…
Он-то был уверен, что осчастливил собой девушку, а его ограбили — в фигуральном смысле, не в прямом.
Типичное поведение тихони-потребительницы: ты мне очаг, безопасность и тепло, а я тебе — неземное наслаждение в постели и заботу.
Нет, Крутов был не против обменяться удовольствиями в постели — это нормально, это правильно и полезно, но в их случае обмен был не равноценный, потому что Василий по неосмотрительности вложил в секс душу и теперь думал о Лере постоянно, везде. Острая форма помешательства, сказал бы его лечащий врач.
Только за это грабительницу стоило сжечь на костре. Или бросить в клетку с этими… как их… пираньями. Или это рыбы? Тогда в аквариум с пираньями.
Впрочем, подходила также публичная казнь через повешение, оглашение списка богопротивных деяний — это только справедливая плата за награбленное. Все равно больше вреда, чем пользы от этой Леры-холеры. Или нет?
Мысленно разделив лист пополам, Крутов решил провести инвентаризацию последних событий и их последствий.
Нужно быть честным: он почти прекратил занятия в спортзале — раз в неделю вместо трех.
Закурил.
Пропустил плановый визит к врачу.
Пропустил визит к Верочке.
Пьет уже две недели, вместо того чтобы с пользой для организма плескаться в каких-нибудь морях-океанах.
А нервные клетки? Да что там говорить — жизнь пущена под откос.
В неубедительных плюсах маячило не внушающее доверия чувство неизведанного удовлетворения, которое он испытывал от соития с Ковалевой. Ну, может, еще острота влечения — весьма, кстати, обременительная вещь… Вот, опять…
В оглушенном алкоголем сознании всплывали образы, от которых хотелось лезть на стенку: податливые губы, бархатные мочки ушей, грудь с маленькими сосками, подмышки со слабым женским запахом и поросший волосками низ живота… Верные средства — охота, водка и друзья — оказались бессильны. Никаким количеством водки видения не запивались, туды их в качель.
Какого черта он сидит в Демидовке, если все это осталось в городе на пятом этаже хрущевки?
«Пора разобраться, наконец, с самим собой, Крутов. Ты использовал этот звонок как предлог, чтобы порвать с Лерой? Придурок. За каким чертом, спрашивается? На что надеялся? Решил подождать, пока любовь пройдет сама собой? Тогда ты еще глупей, чем твой электорат».
«Через семьсот метров поворот налево», — предупредил навигатор.
