Крутов отвернулся, удобно расположился в кресле, поправил пиджак и галстук, стряхнул несуществующую пылинку с колена и бросил водителю:
— Влад, в «Утку».
— Как прикажете, — тихо отозвался водитель, мягко грассируя.
— Фонвизина, Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Ильфа и Петрова? — несло Леру. — Выбирайте, я подстроюсь. Фельетон или памфлет?
— Талант, — веско протянул Крутов и показал головой на заднее сиденье.
Влад хмыкнул.
— Спасибо, — кокетливо отозвалась Ковалева и поняла, что выдохлась. Обида на самовлюбленного хлюста схлынула так же внезапно, как поднялась, но теперь на смену ей пришла досада. Идеальные пропорции спутника, умный взгляд, красивый своевольный рот и все, о чем Лера не знала, но догадывалась, никакого отношения не имели к ней, неудачнице и клуше.
— Остановите машину, пожалуйста, — устало попросила Валерия, увидев в окне крытую остановку. Галкина идея отправить ее к народному избраннику не понравилась Лере с самого начала.
— Ну уж нет, — неожиданно резко ответил Крутов, — теперь вы со мной обязаны отобедать.
— Это что, месть?
— Если хотите — да. Боитесь?
— Конечно, боюсь — закормите разговорами.
— А вы язва, уважаемая.
— Приходится, — извиняющимся тоном признала Лера.
— Лучше подумайте над планом работы. Я вам письма передам, вы отберете самые отчаянные, и потом решим, что и как написать.
Лере показалось, что она ослышалась.
— Как написать что?
— Статью.
— Вы будете меня учить?!
— А вы, конечно, уже все давно знаете, и учить вас — только портить, как я понял.
— Ну раз поняли, остановите машину.
— Успеете. Сначала обед.
Вот. И этот тоже что-то прочитал на ее лице и не церемонится.
«Фольксваген» нырнул в проулок, Лера закрутила головой, стараясь понять, куда ее привезли.
Они подъехали к угловому одноэтажному зданию с остекленным фасадом, водитель остановил машину перед обнесенной якорной цепью парковкой, вышел и открыл Лере дверь.
Лера взглянула на парня — широкое славянское лицо со смешливыми глазами выдавало добряка, и даже устрашающе лысый череп был не в состоянии что-то изменить. Лера сразу почувствовала расположение к водителю, в отличие от его шефа, и улыбнулась открытой улыбкой.
— Спасибо, — ставя ноги на асфальт, любезно поблагодарила она.
О пафосном ресторанчике, куда привез ее Крутов, Ковалева была наслышана. «Жирная утка». Европейский уровень, средиземноморская кухня и строгий запрет на джинсы. Лера не соответствовала установкам ресторана, а костюм Крутова только подчеркивал это несоответствие.
Крутов уже вышел из машины и как-то странно посмотрел на Ковалеву.
— Прошу, — направляясь к двустворчатым дверям, пригласил он свою гостью.
Похоже, мужчина знал, что делал, и Леру отпустило.
Но пока она семенила за высокой фигурой, снова почувствовала сомнение, а когда они проходили мимо зеркальной стены перед входом в зал, Валерия увидела свое отражение и пожалела, что не умерла в младенчестве. Понятно, почему Крутов так странно смотрел на нее.
От дождя волосы прижались к голове, из пучка на затылке, наоборот, свисали намокшие пряди, но самое ужасное — тушь отпечаталась венчиком вокруг глаз, и вид у Валерии был клоунский.
— Я сейчас, — мрачно бросила Лера и умчалась на поиски дамской комнаты.
И там, стоя перед зеркальной рамой, на полу из черно-белой, уложенной в шахматном порядке плитки, Лера с отвращением признала:
— Клуша.
Зачем накрасилась? Чтобы ощутить себя женщиной? Поздно. Казимир уже спутался с Чижевской. Раньше надо было думать.
И снова в голове замелькали обрывки из статеек психологов из серии «не так летишь, не так свистишь», прививающие комплекс неполноценности. Шейпинг, шопинг — все, что призвано омолаживать и украшать, — это все не для нее. Она несовременная — вот в чем главная проблема. И ей уже никогда не будет двадцать. Будет тридцать шесть, тридцать семь, тридцать восемь…
Лера стерла отпечатки туши над и под глазами, припудрилась, расправила плечи, как советовала Бочарникова, и вышла в зал. Какая есть, такая есть. Что выросло, то выросло. Обмену и возврату не подлежит.
Но, подходя к столику, за которым восседал этот седеющий жеребец Крутов, запаниковала и взмолилась: «Господи, мне бы только поскорее все закончить с ним и уехать домой». При мысли о доме сердце заныло так сильно, что Лера не заметила выгнутую ножку стула под Крутовым, споткнулась и с шумом приземлилась на свободное место. Дом ее там, где Казимир!
— Осторожно! — придержал ее под руку народный избранник и принюхался. И уловил отчетливый пряный аромат разогретой под солнцем степи: божественной травы тимьяна, полыни, пижмы. Головокружительный дух исходил от мокрой журналистки. Запах — это визитная карточка женщины, ее лицо. Кстати, о лице: на журналистке лица не было.
— Что с вами? Вам плохо? — забеспокоился Василий.
— Нет-нет, — вымученно улыбнулась Лера, — банальный кинетоз.
— Что за кинетоз?
— Транспортная болезнь.
— Выпейте. — Крутов наполнил коньячные рюмки себе и Лере.
— Я на работе не пью.
— Да бросьте вы, пейте, — нежно, но настойчиво потребовал Крутов.
Очевидно, именно с этими интонациями депутат Заксобрания продавливал любую лабуду, вроде программы поддержки малого бизнеса, когда все понимают бесперспективность затеи в холодном налоговом климате.
Лера сдалась, опрокинула рюмку и прислушалась к себе. Голодный желудок согрелся, узел, в который был завязан организм с юбилея «Ведомостей», ослабел. Вот чем надо было лечить депрессию — коньяком. Как она могла забыть о таком простом и эффективном средстве? Травила себя валерьянкой, а валерьянка, по последним данным, снижает память.
Еще от стресса помогает мужчина. Желательно такой.
Лера взглянула на Крутова. Тот изучал ее внимательным взглядом доктора на приеме.
Лера смущенно попросила:
— Не смотрите на меня так, пожалуйста.
— Вам лучше?
— Лучше.
— Я заказал рыбу, — сообщил депутат и объяснил, увидев удивление на Лерином лице. — Женщины в основном предпочитают рыбу.
— А мужчины блондинок, — усмехнулась Лера.
— Ну, вам-то беспокоиться не о чем.
Лера выпрямилась на стуле — красивый мужчина и коньяк оказались ловушкой.
— В каком смысле?
— В том смысле, что вы не блондинка. Я в этом разбираюсь.
