И тогда гештальты начнут закрываться один за другим. Если же дело касается чувств, то постарайтесь найти своего бывшего возлюбленного (возлюбленную), с кем прервались отношения. Возможно, последует продолжение романа… И ваше сердце, наконец, успокоится.
* * *
— Какая же это морока, — с чувством произнес Иван. — И кто только это все придумал…
Он стоял у банкомата и мучительно вглядывался в экран. Там были буквы.
Эти буквы складывались в слова, а слова складывались в фразы. И смысл этих коротких фраз ускользал от Ивана. Вроде бы все понял, прочитал, а вот на тебе — не то чего‑то выходит… Таблички какие‑то выскакивают, опять чего‑то спрашивает банкомат, заманивает в лабиринт без выхода… Эх, не надо было с этой машиной связываться, а сразу к операционистке, живому человеку, идти! Дурацкая самонадеянность — нет, в этот раз справлюсь, смогу…
— Девушка! Девушка, ну где вы там! — нетерпеливо позвал мужчина. Иван специально все операции с карточкой проделывал в помещении банка, чтобы в любой момент обратиться к сотруднице. Тут его уже все знали.
Рядом, за стеклянной стеной, на площади кипела жизнь. Повалила толпа. Это пришел поезд. Самая работа, клиенты! А он тут с банкоматом воюет…
— Девушка, подойдите еще раз ко мне, пожалуйста! На что надо нажать?
По ступенькам с платформы спускались люди. И вдруг… В первый момент Ивану показалось, что у него галлюцинация. Там, в толпе, шла Рита. Рита?!
— Ваня, ну что тут у тебя опять? Ты деньги снять хочешь или счет оплатить? — раздался голос сзади. Это старшая операционистка, Анна Витальевна, специально вышла в зал, чтобы помочь ему, поскольку молодые сотрудницы куда‑то разбежались. Но Иван не ответил. Он стоял, прилипнув носом к стеклу, и смотрел, как Рита садится в такси.
Это могло быть его такси, Ивана… Это он мог везти сейчас Риту.
Но он, как дурак, торчит здесь, воюя с банкоматом.
* * *
Четыре с половиной часа на электричке пролетели незаметно, хотя раньше путешествие Москва — Видногорск казалось Марго мучительно долгим. Невыносимым. И потому она последние годы старалась не ездить домой. Матери надо повидать дочку — вот пусть сама и добирается до Москвы. Не старушка, чай. В семье все родные Марго по женской линии отличались исключительно крепким здоровьем и долголетием. И выглядели всегда хорошо, моложе своего возраста. Невысокие, астеничного сложения, со светло‑русыми волосами женщины, точно сделанные под кальку, таковы они все были — Марго, ее мать, ее бабушка и ее прабабка, разменявшая недавно сто лет. И все живучие и неласковые, точно дикие кошки.
Но в этот раз дорога не показалась Марго долгой, поскольку все это время, сидя в электричке, Марго оказалась занята. Самоедством.
Что она делает? Зачем? Зачем едет в город своего детства — ведь ясно же, что с Максом они вряд ли смогут встретиться. Это не старые времена, когда она, девчонкой, бродила по Видногорску в надежде столкнуться с парнем № 1 нос к носу якобы случайно. Да, и сталкивалась иногда, и ловила жадно его слова — «Ритка, привет!» — до того знаменательного дня, когда Макс пришел в их двор, к Варе Новосельцевой, и уж после того Макс сам ловил Марго, сам искал встречи с ней. Вернее, не Марго, а тогда еще Ритку Булгакову. Загадочная Марго, сочинительница детективных мелодрам, появилась позже…
Это, кстати, к вопросу, почему Марго отсекла свою фамилию и печаталась только под именем. Слишком знаковая была у нее фамилия, слишком. Булгаков — только один на литературном небосклоне. Вот и получилась просто Маргарита, Марго. И, опять же, игра с ассоциациями… Хотя времена нынче такие, что нет Мастера, а есть одна злая, одинокая Маргарита, строчащая попсовые романы.
…Но в этот раз случайно встретиться с Максом вряд ли получится. Человек такого ранга пешком не ходит. Передвигается на машине, возможно, с охраной даже. Конечно, он выходит «в люди», но это, наверное, что‑то вроде встреч с избирателями, какие‑то агитационные мероприятия — на площадях, в заводском клубе, других больших залах, где толпы народа, где шумно, где невозможно поймать его взгляд, подойти к нему близко…
Старые телефонные номера давно не отвечают. Ему не дозвониться просто так. Хотя, наверное, у Максима Столярова есть своя приемная, и секретарь там сидит и ведет запись желающих встретиться с ним… Но разве Марго пойдет на прием к будущему кандидату в Президенты? Нет.
Зачем? У него семья — трое детей, бровастая молчаливая Варенька рядом, надежная, словно танк.
По сути, это блажь и дурь, что Марго спустя двадцать лет (на самом деле больше, но так удобнее, с круглым‑то числом) помчалась в родной город, где появился вдруг Он, принц ее юности. Готовящийся, кстати, принять королевский сан, если играть и дальше в классическую мелодраму…
Они не могут встретиться, никак. И даже если вдруг (вдруг, о чудо!) их пути пересекутся, то никакого смысла в этой встрече нет. Глупо думать, что почтенный кандидат бросит жену и троих детей, а также все надежды на президентство, воспылав ностальгическими страстями к выцветшей, засушенной посреди бумажных страниц обыкновенной маргаритке.
Скорее всего, Макс давным‑давно забыл о Рите Булгаковой. Или вспоминает, но изредка, мельком, без душевного надрыва — просто как факт из своей биографии…
«Но я все равно туда еду. Значит, ничего не прошло. Ничего не помогло, хоть тресни. До самой смерти в моей голове будет сидеть эта заноза… — спускаясь по ступеням из вагона, размышляла уныло Марго. — И никак ее оттуда не вытащить, разве что только сделать трепанацию черепа, с риском для жизни!»
Она ступила на платформу, вдохнула полной грудью — горький, пропахший железнодорожной гарью, холодный, влажный воздух начала февраля.
«Как там у Пастернака? «Ты здесь, мы в воздухе одном…» Макс, я чувствую — ты здесь. Где‑то рядом. О, дура…» Марго, держа за ручку чемодан на колесиках, спустилась на привокзальную площадь.
Изменилось многое. Выросли, точно грибы, какие‑то дома из стекла и бетона, вокруг — магазины, офисы, банки… А, нет, вон привычные ряды торговых палаток пестреют!
Марго обошла их, увидела очередь из такси, быстро договорилась с водителем.
Через пятнадцать минут она уже стояла в своем родном дворе.
Двор был прежним. И многоквартирный дом. Вон там жила Варенька Новосельцева, там — подруга детства Нина… А на том месте стояла скамейка, на которой сидели когда‑то, в тени цветущих лип, будущий политический деятель Макс Столяров и будущая писательница Марго. Скамейка, новая, — теперь в другом углу двора, земля засыпана рыхлым снегом, а голые ветви деревьев упираются в сизое февральское небо, с неряшливыми мазками закатного солнца у горизонта…
Дверь подъезда хлопнула, и Марго увидела дядю Толю, соседа. Постарел, усы поседели, но все те же строгие, справедливые глаза бывшего начальника цеха.
