Сегодня утром она позвонила ему и коротко сказала:
— Я еду!
И вот около одиннадцати, как оно уже и было, Перевощиков увидел в окно черную машину Киры — «БМВ». Кира, сама хрупкая, машины любила серьезные, мощные, и, когда Перевощиков привел ее в автосалон (не в Придонске, а в другом городе, чтобы не светиться), долго не раздумывая, указала именно на эту. И через час уже уверенно ехала на ней, будто всегда каталась только на таких машинах, а не на жигулевской «десятке», подаренной отцом.
Кира вышла из машины, у Петра Сергеевича привычно кольнуло под ложечкой: до чего хороша!
В прошлый раз она появилась в кабинете как-то тихо, смущенно, с вопросительной улыбкой. Спросила:
— Почему по телефону нельзя было? Почему сам не приехал? Что-то особенное хочешь сказать?
Перевощиков не сказал ничего, он только достал коробочку с перстнем и раскрыл ее. И положил на стол перед Кирой.
— Это подарок? — спросила Кира.
— Это не просто подарок.
— А что?
— Выходи за меня замуж.
Кира, дотянувшись через стол, поцеловала Петра Сергеевича в щеку, потом надела перстень.
— Будто для меня сделано. Никогда теперь не сниму.
Сейчас она вошла молча, села перед Петром Сергеевичем и вытянула руку, расставив пальцы.
Перстня не было.
— Засыпала — был, — сказала Кира, — проснулась — нет его. Ничего не могла понять, искала полчаса. А потом слышу по телевизору… Что это все значит, Петр Сергеевич?
— Ты так говоришь, будто это я устроил.
— А кто?
Перевощиков не ответил — что он мог сказать?
Да Кира и не ждала ответа.
— Не может быть, чтобы все тупо и просто повторилось, — сказала она. — Позавчера к тебе гнала, опаздывала, меня на двадцатом километре тормознули, штраф пришлось платить. Сейчас еду мимо двадцатого, уже знаю, что там в кустах машина стоит, скорость сбавила, а они все равно выскочили, остановили. Я говорю: ребята, алё, за что? А они говорят: а за прошлое нарушение, мы тебя помним! Я говорю: вы за прошлое взяли уже! А они говорят: взять-то взяли, только у нас эти денежки куда-то уфуфукались. Так что плати, девушка, или будем разбираться долго и нудно. Понимают, гады, что разбираться мне некогда, видно же, что спешу. Ладно, лезу в бумажник, а там те же самые купюры, которые я им уже отдала.
Я одну запомнила случайно, уголочек у нее оторван. Понимаешь? То есть что-то повторяется точь-в-точь, а что-то все-таки по-другому.
— Да, это хорошо. И какой вывод? — любовался Перевощиков умом и красотой Киры, не очень даже, если честно, интересуясь в данный момент выводом.
— Я же говорю: что-то совпадает, а что-то нет. То есть не совсем по кругу идем. И обязательно повернем обратно. То есть время повернет. Что ты так смотришь?
— Люблю тебя.
Кира рассмеялась.
— Вот! И этого ты прошлый раз не говорил. Всё по-другому!
— А я не хочу по-другому. Я хочу так же. Только перстня нет.
— Неужели? А ты посмотри.
Перевощиков выдвинул ящик стола — в самом деле, вот она, коробочка!
— Как это? — удивился он, будто фокусу.
— Раз мы вернулись в этот день, значит, все остальное вернулось.
— Тогда… Кира… — начал он многозначительно.
Кира тут же выпрямила спину, будто на экзамене.
— Черт, — сказала она. — Второй раз, а все равно волнуюсь. И это тоже хорошо. Есть вещи, к которым не привыкаешь.
— Примерь, вдруг не подойдет, — сказал Перевощиков, улыбаясь.
— Начинаешь шутить? Значит, все налаживается.
И опять она надела кольцо, и опять они уединились в комнате отдыха, и все было еще лучше, чем в предыдущую пятницу.
— Завтра же все скажу жене, — пообещал Петр Сергеевич.
— Разве еще не сказал?
— Пусть свадьба пройдет.
— А, да, свадьба. По второму разу гулять будете?
— А как иначе? Получается ведь, что ничего не было.
— Ладно. Поеду. И жду тебя. Очень жду.
Перевощиков поцеловал ее на прощанье. Бог ты мой, сколько лет до Киры он так не целовался, не чувствовал так женских губ! Вся в них суть, больше, чем в любом другом месте, потому что другие места далеки от глаз Киры, от ее мозга, а ведь именно это он больше всего любит — ее глаза и то, что в ее уме. С женой так давно не было, последние поцелуи, о которых он помнит, осуществлялись даже не губами, а челюстью: приблизишь свое лицо, вдавишься в ее лицо, ну и как бы обряд исполнен. Хотя иногда и не без нежности, не такой уж он подлец, чтобы жить с нелюбимой женщиной, он ее по-своему любит — до сих пор. И сейчас, проводив Киру, подумал о жене с ласковостью. Позвонил:
— Ну что, собираетесь?
Она сразу поняла, о чем речь.
— Да, Настя успокоилась уже. И Анатолий приехал, очень поддержал.
— Умницы мои!
После этого звонок Столпцову:
— Игорь Анатольевич, я жду. Ситуация, конечно, нелепая, но врагу не сдается наш гордый «Варяг». Хотя и тонет. Приезжай, выпьем.
— Выпить надо, — согласился Столпцов. — Выпивка проясняет. В смысле, тебе иногда уже все равно, в прошлом ты, в настоящем или в будущем.
И Столпцов приехал, и Перевощиков достал ту самую запыленную бутылку раритетного коньяка, которую привез из Франции, где побывал в одноименном городе (то есть городе Коньяк), и которую они с Игорем Анатольевичем накануне уже распили.
И они опять стали пить этот коньяк, с каждой минутой относясь к тому, что произошло, всё легче и легче.
Но тут прозвенел звонок телефона, стоящего на дубовом столе. Это был прямой телефон, не через секретаршу, соединенный с Москвой.
Перевощиков снял трубку:
— Да, Гедимин Львович?
Столпцов насторожился. Гедимин Львович Милозверев — человек, от которого зависели судьбы многих людей, а Перевощиков и Столпцов были при любой раздаче первыми в очереди: Милозверев являлся фактическим владельцем ГОПа и, следовательно, всего Рупьевска.
Милозверев что-то говорил, Петр Сергеевич слушал.
— Обязательно разберусь, Гедимин Львович. Но вы же понимаете… Нет, я не оправдываюсь… Разберусь, конечно…
Положив трубку, Перевощиков сказал протрезвевшим голосом:
— В пятницу вечерним поездом к Гедимину поехал Иванченко. С портфелем.
Столпцов кивнул. Он понимал, с каким портфелем поехал Иванченко.
— В субботу утром, шестого, он приехал и позвонил Гедимину. Но в субботу Гедимин был занят, и они договорились на воскресенье, на седьмое. Улавливаешь? Встретиться в определенном месте и… Так вот, Гедимин сегодня ждал, но Иванченко не приехал. Гедимин в претензии. Ему как раз очень нужны… Ему нужно то, что должен был передать Иванченко. Иванченко нет. Портфеля нет.
