— Какой четверг?
— Такой. Который перед пятницей.
— Это какое же число получается? — от растерянности не могла понять Ольга Егоровна.
— Четвертое. И если это так, то завтра с утра меня здесь не будет.
— Как это?
— А так, что я четвертого утром из Москвы прилетел, а ночевал перед этим там. Там, значит, и окажусь.
— А может, обойдется?
Перевощиков не ответил.
Он сделал знак Столпцову, Игорь Анатольевич кивнул, выждал минуту, встал и отошел — будто бы не по делу, а размяться. Прошелся к раскидистому дереву, под кроной которого ожидал его Перевощиков.
— Опять? — спросил Столпцов.
— Хуже.
— Куда хуже-то?
— Четверг будет. За Урал уже перевалило. Илесов говорит: по радио музыку передают, по телевизору на половине каналов «Лебединое озеро», а на других мямлят, ничего объяснить, само собой, не могут.
— И что теперь? Теперь, получается, на моем ГОПе выработка будет четверговая? То есть меньше, чем сегодня?
— Нашел о чем думать!
— А о чем еще? От ГОПа вся наша жизнь зависит, Петр Сергеич! И твоя тоже, извини.
— Если так пойдет, то не будет никакого ГОПа! — выкрикнул Перевощиков.
Люди у столов обернулись, поэтому высокие рупьевские лица решили отойти подальше.
— Куда же он денется, о чем ты, Петя? — спросил Столпцов дрогнувшим голосом.
— Ты рассуждай сам: если завтра четверг, послезавтра — среда, потом вторник и так далее. Сначала днями время назад пойдет, потом неделями, а потом годами. И дойдет до того года, когда никакого ГОПа не было!
Столпцов понял, но не хотел соглашаться.
— Не может быть, — сказал он. — Это фантастика какая-то.
— А то, что сегодня вторая пятница, — не фантастика? Что четверг уже почти наступил — не фантастика?
— Ну… Временный сбой…
— А если не временный? Если время назад пошло?
Они стояли и молчали. Оба пытались представить, как это будет, если время пойдет назад. И оба не смогли. Даже в приблизительных чертах — не сумели.
Меж тем чуткий Микенов издали следил за ними. Он вдруг догадался, о чем речь. Он видел, как Илесов по очереди подходит то к майору Чикину, то к финансисту Заместнову, то к другим персонам рупьевской верхушки и что-то им тихо говорит, оглядываясь по сторонам, следя, чтобы не подслушали. И многие после этого смотрят на часы. Тут уж совсем дураком надо быть, чтобы не догадаться, о чем речь.
Микенов тоже посмотрел на часы. Без десяти двенадцать.
Взволновавшись, он взял рюмку и крикнул:
— Тост! Хочу поздравить, прошу внимания!
Владя Корналёв, сидевший рядом с ним, дернул его за руку:
— Не надо. Илья. Перетерпи. Глупостей же наговоришь.
— Настя! — полнозвучно произнес Илья. — Настя и Анатолий! Нет. Анатолий ни при чем. Настя! Я охотно верю, что тебя привлекли духовные качества твоего жениха, а не его положение, деньги, машины, дом, который для вас уже построили! Я верю. То есть — хочу верить! Я просто не могу понять, объясни мне. Полгода назад, даже меньше, ты говорила мне… Говорила мне своими собственными словами, что никогда никого не сможешь полюбить после меня… Что это было? Заблуждение? Обман? Или ты сама в это верила?
— Илюша, перестань! — попросила мать Микенова.
— Сейчас, мама, — вежливо успокоил ее Илья. — Действительно, не будем ворошить прошлое! Зачем его ворошить, если оно само придет? И ты мне еще объяснишь, так сказать, в режиме реального времени. Через полгода, которые наступят шесть месяцев назад!
Гости слушали и не понимали. Кто хмельнее, ждал крика «горько», чтобы выпить, кто трезвее, молча осуждал Илью: нельзя на свадьбе напоминать невесте о прошлых увлечениях. Мало ли что бывает, все мы люди, все мы ошибаемся. И даже не ошибаемся, а так жизнь устроена: сегодня — одно, а завтра — другое. Вон с краю пристроился несчастный алкоголик Слава Посошок, горе своих родителей.
Многие, кто постарше, помнят, что младшим школьником Слава любил останавливаться у пивной, рядом с памятником бывшему Ленину, и то ли дурачась, то ли умничая, кричал утоляющим жажду мужчинам: «Зачем вы пьете эту гадость! Жизнь и без нее прекрасна!» А прошло время — и где те слова, и где теперь Посошок? Пьет сам эту гадость и не кричит, что жизнь без нее прекрасна.
— Ты поздравить хочешь или что? — спросил Анатолий Илью. — А то, если будешь говорить всякое хамство, лучше сядь и помолчи.
— Да, поздравить! — сказал Илья, посмотрев на часы. — Сейчас. Как говорят при запуске ракеты, которая, между прочим, в нашем случае никуда не взлетит, — хихикнул он, — начинаем обратный отсчет!
Пять, четыре, три, два, один. Горько!
Анатолий и Анастасия встали, потянулись друг к другу губами, но поцеловаться им не пришлось: они исчезли.
Этого никто не заметил, ибо замечать было некому: исчезли все.
Где-то вдали послышалась мелодия «Подмосковных вечеров», позывные радиостанции «Маяк». Ах, эти плывущие звуки, от которых вибрирует душа и увлажняются глаза, особенно у людей старшего поколения! Вспоминаются первая полученная квартира-хрущевка, бабушки на лавочках у подъездов, выкрики матерей из окон, своими руками построенная дачка-там «Маяк» звучал из транзисторов особенно часто, сопровождаемый созидательным перестуком веселых молотков, — первые объятия с девушкой, первый ребенок: нечто орущее, красное и крохотное, которому сейчас за тридцать, а то и под сорок…
Так и хочется сказать что-нибудь глупое, но бесспорное, вроде «Боже ты мой, как летит время!»
4 октября, четверг
БУТАФАНИ УБИТ
ПАДЕНИЕ САМОЛЕТА В БОТСВАНЕ
ЗУБ ДЖОНА ЛЕННОНА ВЫСТАВЯТ НА ТОРГИ
ДЕВОЧКА. ПРОПАВШАЯ ПОД НОВОСИБИРСКОМ. НИКУДА НЕ ПРОПАДАЛА
«СЛАВИЯ» ГОТОВИТСЯ К МАТЧУ СО «СПАРТАКОМ»
В новостных лентах все перепуталось. Бутафани, которого уже успели похоронить, с утра оказался жив, но к полудню опять убит, как это и было уже в прошлый четверг по сравнению с нынешним, но тот же самый… Поневоле сам запутаешься!
Зуб Джона Леннона, уже проданный, каким-то образом опять попал на аукцион.
Девочка пропала вечером, следовательно, утром оказалась там, где была, то есть дома, где с нее не спускали глаз счастливые родители.
«Славия», сыгравшая уже вничью со «Спартаком», оказывается, вовсе еще и не играла. Обе команды готовились к переигровке, надеясь на этот раз победить. О том, что день игры может не наступить, старались не думать.
Еще страннее обстояло дело с предыдущими новостями. Ракета-носитель «Союз-М» вернулась на космодром и торчала перед изумленными взорами тех, кто ее уже запустил. Илга Каниева, родившая прелестнейшую дочурку, обнаружила утром пустую кроватку, а себя — опять беременной. Город Толокнов, ждавший новгородскую святыню, узнал, что она дальше от них, чем была накануне, а отцы города сокрушались, что пошли прахом старания по благоустройству, все стало как прежде (эти старания объяснялись тем, что местное руководство стало относиться к Церкви как к начальству — на всякий случай). А школьник-наркоман, угнавший трамвай, заранее был изолирован правоохранительными органами, что вызвало взрыв возмущения у местных борцов за права человека и ребенка: как можно осудить за еще не совершенный проступок?
