После смерти мужа календарь с цифрой 21 висел некоторое время, а потом она убрала его к себе на печку, где листала и плакала, а потом тоже стала отрывать листки и читать сама себе вслух (воображая, будто ей читает муж) и дошла так до шестого октября А потом все пошло назад Если показать Геннадию Васильевичу этот календарь, он спросит, куда столько листков девалось.
Можно, конечно, что-то на первый раз придумать, но рано или поздно он все равно узнает правду. Лучше уж сейчас сказать, чтобы потом не сердился.
Ирина Ивановна подсела к мужу, взяла его за руку и сказала:
— Ты только не волнуйся, Василич, но такое вышло дело, что ты умер. А потом ожил Геннадий Васильевич помолчал, потом спросил, слегка охрипнув голосом:
— В реанимации откачали, что ли? Недаром мне виделось что-то… Что-то сначала будто белое, а потом черное, а потом кругами цветными…
— Нет, не в реанимации. Просто… Как бы тебе это. В общем. Гена, время у нас тут назад пошло.
— Что еще скажешь? — спросил Геннадий Васильевич с иронией — как всегда спрашивал, когда он хотел показать жене, что не очень ей верит.
— Ничего. Как говорю, так и есть.
— Так. И как же мы к этому отнесемся?
— Не знаю. Гена.
— Ты хочешь сказать, что мне опять мучиться? Опять с ума сходить? Опять умереть хотеть каждый день? Ну, спасибо!
Неизвестно, кому была адресована эта горькая благодарность, но Ирина Ивановна невольно почувствовала себя виноватой.
— Может, хочешь чего? — спросила она.
— Сдохнуть! — сказал он то, что говорил до этого сотни раз. И Ирина Ивановна со стыдом почувствовала себя счастливой.
Анастасия подъезжала к Рупьевску на своей машине, возвращаясь после бесцельной автомобильной прогулки. Впрочем, цель была: почувствовать движение, почувствовать скорость, почувствовать, что ты движешься вперед, хоть и неизвестно куда.
Она в последнее время искала то, что остается неизменным независимо от времени, — хотя бы относительно неизменным, хотя бы какой-то более или менее продолжительный период Например, взялась опять читать книги.
Классику Те тома, что стоят в шкафах с поры ее детства, и многое, надо сказать, было пропущено. Музыку тоже слушала преимущественно классическую Анастасия довольно давно, как и многие современники, забросила серьезное чтение, исключая некоторые модные новинки современных беллетристов, а слушала только то, что звучало в автомобильном радио, создавая настроение, не напрягая. Но эти новинки одна за другой исчезнут с книжных полок, а то, что звучало по радио по сто раз на дню на всех волнах, пропадет навсегда.
Она словно цеплялась за то, что называют вечным — условно, конечно, — вечные книги, вечную музыку, погрузилась в это, не смотрела телевизор, не читала новости в Интернете — и вообще вторую неделю не ходила в Интернет, хотя раньше с этого начинала день: кофе, душ, Интернет, а уж потом все остальное.
Очень раздражало то, что почти каждую ночь она оказывалась рядом с Анатолием — отношения у них перед свадьбой были горячие. В лучшем случае она просто спала рядом, обнаруживая присутствие Анатолия утром, но некоторые полуночи оказывались любовными. Анастасия уже без всяких церемоний отталкивала Анатолия и немедленно уходила. Несколько раз он пытался завести разговор о том, что, когда время повернется, они все равно станут опять мужем и женой.
— Мы разведемся, — отвечала Анастасия.
— Почему?
— Неужели непонятно?
— Нет.
— Тогда нет смысла объяснять, — отделывалась Анастасия своей излюбленной фразой.
На самом же деле она и сама не понимала, откуда в ней такая уверенность, что развод неизбежен. Нет, вообще-то все понятно — разлюбила, да и все. Вот и причина. Но почему разлюбила и почему так быстро? Или женщина любит в мужчине не только мужчину, но и свое будущее, связанное с ним? А раз будущего нет, нет и любви. Но ведь оно, как верит Анатолий, вернется. И все равно, даже в комплекте с будущим, Анатолий вызывал не просто неприязнь, а почти отвращение Анастасия проезжала мимо их с Анатолием дома, который так и не стал семейным гнездом Каждый день он убывает и тает. Вчера не было половины покрытия на стропилах, а сегодня совсем нет, стропила стоят голые, обдуваемые холодным ветром, вон щепка болтается и раздражает — да оторвись ты уже скорее, не морочь никому голову! Если во многом другом убыль, исчезновение и потери Анастасию пугали, таяние дома вызывало даже злорадство: так и нужно, скорее уж было бы здесь пустое ровное место! И забыть, как кошмарный сон.
Подъезжая к дому. Анастасия увидела машину Ильи Микенова, скромно поставленную поодаль.
Ждет.
Что-то опять хочет сказать?
После своей обоюдной смерти Илья с Анатолием уже не пытаются выяснить отношения Анатолий, за исключением неизбежных ночей, не появляется, а Илья кружит вокруг и около Анастасии.
То позвонит, скажет торопливо:
— Привет, я просто так, как дела?
— Нормально, — отвечает Анастасия и отключается.
То попадется как бы случайно на улице, на перекрестке, помашет рукой из машины:
— Здравствуй, ты куда?
— А ты?
— Домой.
— И я домой.
А то, как сегодня, подъедет на машине и стоит Просто стоит Анастасия открыла ворота, стала въезжать, но притормозила, остановилась, вышла, быстрым шагом подошла к машине Ильи Постучала в стекло:
— Чего стоим?
Стекло начало открываться — довольно медленно, автоматически. Илья даже налег на него руками, чтобы быстрее.
— Сломаешь, — усмехнулась Настя.
— Извини, — нелепо сказал Илья.
Оба вдруг рассмеялись.
— Послушай! — сказал Микенов, будто его только сейчас озарило (кстати, может, так оно и вышло). — Чего мы кочевряжимся? Мы что, просто пообщаться не можем? Не обязательно думать, будет у нас что-то впереди или не будет, вернемся в прошлое или в будущее Просто поговорить! Как раньше! Нам ведь было интересно Разве нет?
— Это мысль, — согласилась Анастасия и, обогнув машину, села рядом с Ильей. — Начинай Разговаривай.
— Начинаю. Я работать совсем перестал. И все перестали ГОП опустел ГОП — стоп, — невесело пошутил Илья.
— Да никто не работает, — сказала Анастасия. — Смысла нет Работай не работай, завтра с утра все будет так, как было.
— Именно. Но смотри что получается. Работа только для счастливых людей является самоцелью, так?
— Так.
— Для большинства она — средство добывания денег на прожитье, так?
— Так.
— Большинство мечтает избавиться от работы, как от проклятья, особенно если работа унылая и однообразная. И вот все избавились.
