— Анатолий в депрессии, из дома не выходит.
— Считаете, моя дочь виновата?
— Я этого не сказала. Но они наши дети, мы могли бы помочь.
И удивительно. Ольга Егоровна тут же забыла о своем первоначальном намерении. Да, ей не очень нравился Анатолий — раньше, когда было будущее. Но она всегда допускала, что с течением времени может открыть в нем хорошие черты. Это ведь приятно — открывать в человеке хорошие черты. Теперь будущее закрыто, но, пожалуй, можно попробовать изменить свое отношение в прошлом. По крайней мере, это настоящее материнское занятие: мирить детей.
И они стали обсуждать возможные способы повторного сближения Анатолия и Анастасии. Каждый день сходились для этого, перебирали варианты, отвергали их, придумывали новые, но ничего конкретного пока не предлагали ни Анатолию, ни Анастасии: оказалось, что планировать действия интереснее, чем реализовывать эти планы.
Заодно, за чаем с ликером. Лариса рассказала о своей юности, детстве. И вдруг взяла да и открылась, поведала о глупом романе с пошлым человеком Борисом Клокотаевым. Они несколько дней подряд говорили о странностях любви, у Ольги тоже нашлась история одного увлечения — и тоже человек был пошлый, мелкий. Через пару недель они пришли к выводу: всякую замужнюю женщину инстинктивно тянет к мужской особи более слабой во всех смыслах, чем муж, для того, чтобы она убедилась в единственности мужа, крепче привязалась к нему, оценила в полной мере.
Так они засиживались до вечера, и однажды их застали Перевощиков и Столпцов. Они явились вместе: Петр Сергеевич на этот раз так сильно помял Игоря Анатольевича, что тот не мог самостоятельно идти.
Коря и журя мужей, охая и ахая, вызвали скорую помощь, примчался Костя Мачурин, облегчил, чем мог, страдания Столпцова и сказал, что до завтра заживет. И это не воспринималось как шутка.
Выяснив, что их жены подружились. Перевощиков и Столпцов захотели узнать, в чем дело (не замышляют ли чего совместно против них?), и однажды собрались все вместе в доме Игоря Анатольевича. Поговорили, выпили — дамы чаю с ликером, а мужчины коньяку, а потом Перевощикову вдруг попалась на глаза коробка с игрой «Монополия».
— Не сыграть ли нам? — предложил он.
Начали играть.
И с той минуты обрели, можно сказать, вторую жизнь. То, чего так не хватало Перевощикову и Столпцову, — управлять, расставлять силы, стратегически мыслить, тактически хитроумничать, делать шаг назад, а потом два шага вперед, всё они обрели в этой игре. А для женщин игра стала аналогом человеческих отношений, почти любовных-с интуитивными рисками, азартом, разочарованиями…
Если и были в те дни счастливые люди в Рупьевске, то, наверное, эти две пары. Прошлое иногда забрасывало Перевощикова и Столпцова туда, где они уже были, — в Придонск или в Москву, но они тут же нетерпеливо мчались домой, к своему спасительному очагу. Вернее, к двум, потому что по старому счету собирались то у Столпцовых, то у Перевощиковых.
О восстановлении любви Анатолия и Анастасии Ольга и Лариса перестали думать.
Но те и сами об этом не думали.
Анатолий увяз в своих расчетах, каждый день склеивал огромные бумажные простыни графиков, развешивал их по стенам, вычислял, чертил диаграммы. И однажды вдруг — сошлось.
Сошлось на четвертом мая, пятнице. Анатолий помнил, что четвертого мая был в Придонске, выполняя поручение отца, — надо было положить на счет в одном придонском банке немалую сумму наличными. Симпатичная операционистка, всегда особо улыбавшаяся Анатолию, помнится, сказала:
— Странно, то в праздники снимают все, а то все кладут. У нас и так скопилось столько, что на годовой бюджет всей области хватит. А хранилища нормального своего нет, а инкассацию не провели почему-то. Все выходные будут тут миллиарды лежать.
— Учту, приду и ограблю, — галантно сказал тогда Анатолий.
— Хорошо бы — нам работы меньше, а то считаем, считаем! — ответила операционистка.
Это не значит, что Анатолий, вычисляя День Обратного Поворота, подгонял к четвертому числу, как к оптимальному времени для ограбления банка (а он решил именно ограбить банк — самое быстрое и легкое). Как-то само сошлось. Ну, может, одну циферку подвинул, однако потом перепроверил себя несколькими способами. Нет, все сходится. Четвертого он берет деньги, которых ему хватит до самой смерти, а потом по всем расчетам наступит не третье, а пятое. Деньги останутся у него.
Четвертого мая, к концу рабочего дня. Анатолий приехал в Придонск. Оставил машину за несколько кварталов от банка, взял огромный чемодан на колесиках. С этим чемоданом вошел в банк, предварительно натянув на себя маску, сделанную из лыжной шапочки, хотя знал, что камеры наблюдения в банке давно уже не работают, охраны нет, — какой смысл: если вздумается кому-то сдуру покуситься на ограбление, завтра деньги все равно вернутся. Служительницы за перегородкой пили чай.
— Псих какой-то, — сказала симпатичная операционистка.
— Или в грабителя играет, — заметила вторая.
Дверь в хранилище оказалась закрыта — на всякий случай или по привычке. Анатолий вытащил пистолет и потребовал открыть. Девушки, хихикая, долго искали ключи, открыли, Анатолий вошел, взяв ключи с собой, набил полный чемодан, предпочитая брать валюту.
Вышел, не слушая насмешливых слов операционисток, через два дома свернул к мусорным бакам, что были в закутке, достал из пакета спортивный костюм, переоделся, а свою одежду сжег. Деньги из чемодана переложил в два крепких и прозрачных полиэтиленовых пакета, и чемодан тоже сжег. Окольными улицами вышел к своей машине. Возле нее стояли два мальчугана, ковырялись в замке, голосила сигнализация.
— Брысь! — крикнул им Анатолий.
— Покататься жалко? — заныли мальчишки, но ушли.
Это была одна из любимых забав детворы: угнать автомобиль, покататься до полуночи, а потом машина оказывается там, где была в предыдущий Час Ноль, а дети мирно посапывают в своих постелях.
Анатолий поехал домой.
Он заперся в своей комнате, начал считать деньги. Оказалось полтора миллиона евро, три миллиона долларов и около пятисот миллионов рублей. Неплохой куш. Может, на всю жизнь и не хватит, но кто мешает открыть какое-то крупное дело, когда все уляжется? Инвесторов у нас вечно не хватает, а происхождением денег никто не интересуется. И будет у него лет через пять яхта длинней, чем у Абрамовича, квартира в Нью-Йорке рядом с Центральным парком, дом в Майами, ну, и в России три-четыре дома: один под Москвой, другой на Черном море, третий на русском Севере, а четвертый, к примеру, где-нибудь во Владивостоке.
И много еще о чем он мечтал, глядя на часы.
И вот две стрелки вертикально соединились.
И Анатолий оказался в поезде: ехал из столицы в Рупьевск. Ибо в ночь с второго на третье мая так и было, а именно третье наступило, а не шестое, как надеялся Анатолий.
