— Добрый вечер, Виталий… Почему грустишь в одиночестве?
Неожиданная встреча немного смутило. Секунд одиннадцать, а то и больше, мне понадобилось собраться с мыслями.
— Привет, Диана. Я очень рад тебя видеть. Извини, что замялся, просто ушел в себя в своих размышлениях.
— Понимаю, Виталий, понимаю. Дел у тебя много и думку приходиться ломать до изнеможения, — голос девушки был печален.
— С тобой что-нибудь случилось, Диана?
— Ничего, я просто, как и ты, решила выйти покурить на свежем воздухе.
— А ты же не курила раньше?
— А вот теперь начала постигать эту науку.
— А ты с кем пришла в клуб?
— Со своим гражданским мужем.
— Ты говоришь сейчас про Арманда?
— Да, Виталий.
— Как дочка растет?
— Нормально. Здорова, счастлива.
— А ты?
— К сожалению, нет. Я люблю только тебя, Виталий. Я прекрасно понимаю, что перед тобой виновата. Поэтому не подумай, что прошу у тебя снисхождения и милосердия. Я сама все перечеркнула в нашей жизни, и ничего здесь не поделаешь.
— Диана, а почему ты решила жить с Армандом?
— А что мне делать оставалось? Врачи подтвердили, что ребенок от него. Моя мать все уши прожужжала… какой Арманд хороший да пригожий. Мол, не пойдешь к нему жить, так вообще матерью-одиночкой останешься. Пока, мол, еще молодая, хоть кому-нибудь нужна. А через время все переженятся, и пойдешь ты, доченька, по рукам. Ну и другую всякую чепуху плела себе на радость в то время. Ясно здесь одно. Моя маманя под любым предлогом хотела меня к нему приютить. Вбила себе в голову, что он богатый, видный, влиятельный. Что он тот мужчина, кто сможет обеспечить меня и ребенка. И без него я ноль без палочки. А то, что я чувствую и думаю, так ей это до лампочки. Эх, Виталий, если бы я знала, что жизнь так сложится, то точно бы руки на себя наложила. Да и к чему такая жизнь, когда просыпаешься, а жить-то и не хочется, когда вдыхаешь в себя воздух и думаешь, для чего? Да, и презирать все чаще начинаю свое сердцебиение… Лишь потому, что не понимаешь, а для чьей жизни оно в такт пляшет? Единственное, что меня останавливает, так это дочка. Она ведь ни в чем не виновата. Вот ради нее и продолжаю ковылять, пытаясь имитировать хоть чуточку счастье. О будущем своем уже не думается и не мечтается. Пытаюсь собрать мозаику своей дальнейшей судьбы, но не могу. Все расплывчато и невидимо, для сегодняшнего моего восприятия получается. А как у тебя личная жизнь складывается? Нашел кого-нибудь?
— Нет, Диана, нет! У меня после разлуки с тобой и не было ни с кем серьезных отношений. Только мимолетные романы, на уровне трах-трах, и на этом спасибо. Слушай, а Арманд к тебе нормально относится? А то, что-то мне не по себе от твоих горьких размышлений.
— На данный момент, нормально. Тщеславный, нос мужа и хозяина задирает в меру, терпеть можно. Аленку любит, заботится о нас. Живем в достатке, ни в чем не нуждаемся. Ты знаешь, у меня к нему в принципе претензий нет. Может быть, действительно стерпится-слюбится, как любит тараторить моя маманя. А ты смотрю в работе большие успехи делаешь? Я с самого начала выступления в зале находилась. Мы там с Армандом и со знакомыми проводим вечер. Мне лично очень нравятся песни группы «Нежность». Без всякой напущенной похвалы тебе говорю.
— Спасибо, милая, на добром слове.
— Ну, теперь-то, Виталий, я уже не твоя милая.
— Извини, по привычке сказал. Не отвык, видимо, еще тебя по-другому называть.
— Я тоже не могу тебя забыть, любимый. Мы посмотрели друг другу в глаза, как в прежние времена, с большой любовью и нежностью. Только наши взгляды уже отдаляла жизнь с ее разными петлистыми дорогами в судьбе. Да и нить наших искренних чувств уже была протянута по разным, еще неведомым лабиринтам.
— Диана, если тебе будет плохо, если понадобится помощь, позвони мне. Обязательно позвони. Изживи свое стеснение и глупую гордость, достучись до меня, когда трудно станет. И знай одно, я с этой секунды тебя больше ни в чем не упрекаю. Останемся добрыми друзьями.
— Хорошо, Виталий, раз судьба нам дарит только дружбу, значит придется смириться с этим. По ее взгляду было видно, что она о многом хочет спросить, но, перебирая множество вопросов, не может найти нужного и главного. Может быть, она пришла к выводу, что ни к чему больше и спрашивать? Лучше помолчать? Да и времени в любом случае не хватит на разговор. К чему тогда и начинать? Я даже не знаю, сколько мы молчали, но эта гнетущая тишина кричала в моей душе с такой немыслимой силой, которая позже заставила меня переосмыслить многие ценности, как духовные, так и материальные, а самое главное, подход и бережливое отношение к ним. Так часто мы швыряемся словами, делами и поступками, рассчитывая на внеочередной аванс от жизни, который нахрапом должен заполнить текущую пустоту. Так часто мы не ценим завоеванное и принадлежащее нам прежде. Все думаем, мол, еще прибудет, да с приличной добавкой. Вот так под этим флагом бездушия и растрачиваем наши годы оптом и в розницу. А что потом? Потом прозрение нас зажимает в тиски и с невиданной мощью из нас выжимает капельки обыкновенного понимания и все потому, что сами изначально понимать ни черта не хотим. А может быть, не можем? Нет, скорей — не хотим. Мы привыкли жить авансом. А его нам вовсе не хватает, вот мы и корячимся до следующей порции. И эта роль всепоглощающа и ничего одним махом здесь не исправить.
— А я не понял, господа, мои хорошие. И чем мы тут занимаемся? — подошедший Арманд бесцеремонно ворвался в нашу тишину.
— Слушай, ты, урод недоразвитый… Свои понты для своих ишаков, подчиненных оставь, — пошел я на таран. Моя грубость немного остудила его враждебный пыл, и он сбавил наглости в голосе.
— Начнем с того, что она моя жена. И я имею право знать, с кем Диана разговаривает и о чем.
— Короче, умник, нам есть с ней о чем поговорить и без твоего ведома. В любом случае, это разговор старых знакомых и не более.
— Ну, это мне уже решать, стоит ли моей жене с ее бывшим хахалем разговаривать или нет.
— Ты все сказал? — спросил резко я.
— А у тебя что, писака, какие-то возражения по этому поводу, — испуганно затявкал Арманд, издевательски улыбаясь. Подошел поближе и по-хамски сплюнул на асфальт, показывая мне свое мнимое превосходство. Я, не долго думая, сжал силы в кулак и дал прямой наводкой по его отмороженной харе.
Громкий щелчок его оскалившихся клычков разбудил тишину. Валяясь на асфальте, он прокричал:
— Сука, ты, мне зубы выбил.
Недолго думая, я еще раз для профилактики порумянил кулаком его смазливый портретец. Очнувшись от всего этого, Диана, схватила меня.
— Виталя, я прошу, не надо его трогать, успокойся.
Ее просьба произвела на меня отрезвляюще, я повернулся к ней и обнял ее.
