— Сделал уже — в тот день, когда мы были в госпитале, но попал в мертвый штиль. Выяснилось, что она не разведена. О муже сведений не имеет, он остался в Ленинграде, в отвоеванной у ее семьи квартире. Ее передернуло, когда я посоветовал выяснить, жив он или нет. Вот такая, брат, история. Э-э, да ты совсем скис. Поступим так: сейчас заскочим к Ариадне, доложусь, потом домчу тебя до Осиновца, повидаемся с Настей, и обратно. Идет?
— Идет, — благодарно улыбнулся Вазген.
— Тогда самый полный вперед!
— Стоп моторы! — вдруг услышали они звонкий голос, и Настя повисла на шее у мужа.
— Настюха, цветочек мой белоснежный, как ты здесь оказалась?! — целуя ее, радостно спросил Вазген.
— Меня подбросили на связном катере. Я до того истосковалась, что не могла усидеть на месте. Ты не сердишься за то, что я приехала?
— Надо бы рассердиться, но от счастья прикоснуться к тебе ничего не могу с собой поделать. — Вазген имел вид человека, обретшего утраченное сокровище.
— Здравствуй, Алеша. — Настя трижды по русскому обычаю поцеловала Алексея в обе щеки. — Как я рада видеть вас обоих здоровыми и невредимыми. Красавцы мои родные. Душа радуется, на вас глядючи. Алеша, как дела на сердечном фронте?
— Полное и стойкое перемирие. Настенька, я хочу поближе познакомить тебя с Ариадной. До сих пор ты знала только доктора Лежнёву. Идемте прямо сейчас. Она меня тоже заждалась.
В госпитале, как обычно, было неспокойно, да и откуда было взяться покою, когда раненые поступали ежедневно и еженощно, были очень тяжелые, иные потеряли слух, зрение, руку или ногу. Врачам приходилось не только лечить раненых, но и поддерживать в них волю к жизни, желание бороться и побеждать отчаяние.
Алексей покружил по палатам и кабинетам, но Ариадны не обнаружил, тогда ему пришла в голову мысль заглянуть в ту маленькую комнату, где он застал Ариадну в памятный для него день. Друзья открыли дверь и стали свидетелями шокирующей сцены: Ариадна стояла посреди комнаты, прижав руки к груди, и с ужасом смотрела на двоих мужчин — один был незнаком вошедшим, другим оказался Смуров. Левой рукой он схватил мужчину за горло, прижав его к стене, в правой держал пистолет, приставив его к виску незнакомца. Тот хрипел, — по-видимому, Смуров в запале перекрыл ему доступ воздуха, — издавал нечленораздельные звуки и вращал выпученными глазами. Мужчина был высок, одного роста со своим истязателем, однако явно проигрывал ему в силе, так как был определенно нездоров, об этом свидетельствовала его худоба, желтоватый цвет лица довольно правильных очертаний — в иных обстоятельствах оно, вероятно, могло бы претендовать на известную долю импозантности, теперь же было искажено страхом и злобой. Одет он был в гражданскую одежду — брюки, измятые, но из добротной ткани, свитер с высоким воротом и телогрейку на меху.
— Алеша, Вазген, — взмолилась Ариадна, — остановите вашего друга, он сейчас его убьет!
— И убью, — хладнокровно обронил через плечо Смуров. — Не мешай мне, Алеша, я знаю, что делаю. Сейчас этот прохвост мне во всем признается, а нет, так я отправлю его к праотцам.
— Кирилл, сбавь обороты, отпусти человека, — самым нейтральным тоном попробовал воздействовать на Смурова Алексей: наличие оружия, приставленного к голове неизвестного гражданина, удерживало его от более решительных действий. — Знаешь, как это называется? Самоуправство в чистом виде. Брось его и объясни, в чем проблема, разберемся вместе.
— Я бы предпочел, чтобы вы все вышли, — немного подумав, отвечал тот. — Разбираться — моя обязанность. Уж я с ним разберусь, по полной программе, он пожалеет, что притащился сюда, не отсиделся дома, в ворованной квартире.
— Вот те раз! — воскликнул Вазген. — Готов поспорить, что Кирилл держит за горло уважаемого ученого, вашего супруга, Ариадна. Я угадал?
— Да, это он, — признала она, покраснев и жалко взглянув на Алексея.
— Какая неучтивость, Кирилл, — продолжал Вазген. — Негуманно доставлять страдания заслуженному деятелю науки, лучше бы ты придушил его разом, чтобы бедняга не мучился. И все же не пачкай руки, хоть он и порядочная дрянь.
Смуров, однако, остался глух к уговорам и лишь немилосердно тряхнул мужчину так, что тот стукнулся головой об стену.
— Будешь говорить, паскуда? Учти, еще немного, и я разнесу тебе башку!
— Считаешь, это пустая угроза? — понизив голос, спросил Алексея Вазген.
— Я не ясновидец, — в тон ему ответил Алексей. — Черт, надо что-то делать. Как бы поаккуратнее забрать у него пистолет?
Смуров, который на сей раз вовсе не шутил, краем глаза увидел, а может быть, просто почувствовал, что кто-то стоит рядом, чуть позади; он явственно ощутил чье-то светлое присутствие. Знакомый аромат, который он не спутал бы ни с каким другим, коснулся его ноздрей. Он медленно повернул голову и встретился с лучезарным взглядом Насти. Рука его с пистолетом опустилась, он ослабил свою железную хватку, и мужчина с хрип лым вздохом облегчения сполз по стене на пол.
— Отдайте мне пистолет, Кирилл, — попросила Настя, протягивая руку.
Он покорно вложил ей в ладонь оружие и остался стоять там, где стоял, глядя перед собой с отсутствующим выражением.
Настя передала пистолет Алексею.
— Вот так-то лучше, — сказал тот, пряча оружие. — Подержу у себя, пока ты остынешь, потом верну.
— Зря вы его защищаете, — проворчал Кирилл. — Воля твоя, Алеша, увидишь, он еще попортит нам всем много крови.
Пострадавший тем временем поднялся, оправил на себе одежду, представительно выпрямился, высоко вознеся подбородок, и с оскорбленным видом произнес:
— Я буду жаловаться вашему командованию. Этот человек внезапно напал на меня без видимой причины, угрожал мне оружием и едва не задушил. Если бы не эта очаровательная девушка, — его физиономия неожиданно приобрела любезное выражение, — я вполне мог бы стать жертвой возмутительного произвола. Позвольте поцеловать вашу руку в знак безграничной благодарности, — обратился он к Насте.
Настя в нерешительности оглянулась на Вазгена, но руку все же подала. Вазген сдвинул густые брови, Смуров же наблюдал за говорившим, как кошка, стерегущая мышь.
— Позвольте представиться, — продолжал тот как ни в чем не бывало, — Ордынский, как вы уже, вероятно, догадались, супруг присутствующей здесь Ариадны Сергеевны, физик, кандидат наук, доцент.
— Знаем мы, какой ты доцент, — жестко сощурился Смуров, — ты бездарь и лентяй, вдобавок — вор и прощелыга.
— Я попросил бы товарищей офицеров оградить меня от дальнейших оскорблений этого человека, — с достоинством произнес Ордынский. — Его обвинения в том, что я якобы написал донос на собственную жену, не имеют под собой никаких оснований и являются не более чем порочащими меня инсинуациями.
— Почему ты так решил? — спросил Алексей Смурова. — Насколько я понял, донос поступил из Новой Ладоги, а Ордынский находился в это время в Ленинграде.
