— Это что такое? — загудел он зычным голосом бывшего начальника речного пароходства. — Замордовали парня. Чуть что — у него глаза на мокром месте. Вот оно, ваше бабье воспитание.
— Я о Сане рассказывала, он и закручинился, сердешный, — пояснила бабушка.
— А вот Саня реветь не станет. Хлопчик правильный, мал еще, а уже мужчина. А ну, сопли утри и щи доедай, а то он в твою сторону и не посмотрит.
Вадим торопливо расправился с первым, потом со вторым под преувеличенные похвалы взрослых.
— Деда, можно я твою удочку возьму? Мы завтра с Саней рыбалить пойдем.
— Бери, конечно. Посмотри там, в сарае. У меня все есть — удочки, сачок, блесна. Бери, что хочешь.
Со снастью Вадим решил разобраться позже. Сначала надо было сходить за Саней, как договорились. Бабушка поставила на стол тарелку, в которой горкой высились пирожки с картошкой.
— Съешь еще пирожок и иди, — сказала она.
— Ба, дашь пирожков, я Сане отнесу?
— Я-то дам, только он не возьмет. Гордый больно, все ему кажется, что его жалеют. А знаешь что, давай схитрим. Ты скажи, что я пирожки его бабушке послала, может, потом и он покушает.
Она завернула несколько пирожков в бумагу, и Вадим, захватив пакет, вышел на улицу. Он несмело пошел вдоль домов, опасаясь, что придет слишком рано. С Саней они расстались всего час назад, но ждать для Вадима было пыткой.
Навстречу двигалась ватага мальчишек. Впереди вразвалочку вышагивал долговязый патлатый подросток, с нагловатым лицом и маленькими шмыгающими глазками. Вадим почти достиг белого забора, когда мальчишки встали у него на пути.
— Вы только гляньте, — издевательским тоном затянул долговязый, обходя Вадима и насмешливо его оглядывая, — какие гости к нам пожаловали.
Мальчишки вокруг услужливо загоготали.
— А знают ли высокие гости, что здесь без спросу ходить нельзя? — продолжал глумиться их предводитель.
Вадим молчал, прижимая к груди сверток.
— Ты что, хиляк, язык проглотил? Отвечай, когда с тобой старшие разговаривают. Думаешь, если у тебя папаша богатый, можешь всем хамить и ходить, где вздумается?
Вадим с ужасом подумал, что и здесь все начинается сызнова. Отец его занимал высокий пост в горкоме партии, что нередко служило поводом для нападок на Вадима со стороны одноклассников.
— А ну, показывай, что ты там на пузе прячешь, — потребовал долговязый и протянул руку к свертку.
— Не твое дело, проваливай, откуда пришел, — уворачиваясь, буркнул Вадим.
— Ой, птенчик наш зачирикал, — пискливо пропел парень, снова вызвав угодливое одобрение свиты. — Давай сюда, не стесняйся, пока тебе по шее не накостыляли, — он ударил рукой по свертку, и пирожки рассыпались по песку.
— Ах ты, падла! — выкрикнул Вадим и бросился на обидчика.
Кто-то проворно подставил ему ножку, он упал и оказался погребенным под грудой тел. Удары посыпались на него со всех сторон, мальчишки барахтались сверху и тузили его, мешая друг другу.
Внезапно все прекратилось. Вадим лежал на земле один, лицом вниз, закрыв локтями голову. Чьи-то сильные руки подхватили его и поставили на ноги. Саня стоял рядом и, сдвинув брови, молча обводил взглядом топтавшихся в круг драчунов. Те отворачивались с побитым видом и прятали глаза. Наконец один из них заговорил извиняющимся тоном:
— Сань, мы не виноваты. Это все Мишка, засранец, нас подначивает. Вовка, скажи, ведь так?
— Точно! Мишка всех задирает, а мы ничего такого не хотели.
— А что я? — заныл Мишка, съеживаясь и пятясь от Сани. — Я ж не знал. А он чего молчал? Я ему говорю, куда, мол, идешь. Сказал бы, что к тебе, разве бы его кто тронул?
Саня продолжал надвигаться на рослого Мишку, который был выше него на полголовы. Тот отступал к каналу, пока не оступился и, взмахнув руками, не бултыхнулся в воду.
— Я тебя предупреждал, — погрозил сверху Саня, когда голова Мишки показалась на поверхности. — Следующий раз одним купанием не отделаешься. Ладно, вояка, давай руку.
Он помог промокшему парню выбраться на берег, в то время как Мишкины верноподданные были заняты тем, что стряхивали с одежды Вадима песок и собирали пирожки, сдувая с них пылинки. Вадиму в руки снова вложили пакет, похлопали по плечам со словами «Не обижайся, братан, с кем не бывает» и, сбившись гурьбой, потрусили прочь.
— Пошли ко мне, — сказал Саня Вадиму, — надо ссадины йодом прижечь. Везет тебе сегодня!
В доме, где жил Саня, было три комнаты, очень чистые, с крашеными коричневой краской полами; всюду лежали длинные полосатые коврики, на столе поблескивал начищенной медью самовар. Большой серый кот, прогнув спину, когтил табуретку, но, завидев Саню, одним махом взлетел ему на плечо. Внутри у него включился громкий моторчик. Он боднул лобастой головой хозяина в щеку и заурчал с удвоенной силой.
— Будет тебе, Дымка, не видишь — гость у меня, — ласково сказал Саня, опуская его на пол.
У печи хлопотала сухонькая пожилая женщина.
— Бабуль, познакомься, это мой друг Вадим, — сказал Саня.
При слове «друг» у Вадима в груди стало горячо, а бабушка Марфа показалась доброй волшебницей из сказкок.
— Ты чей же будешь? — спросила бабушка, близко вглядываясь Вадиму в лицо подслеповатыми глазами в бесчисленных лучиках морщин.
— Я — Евдокии Федоровны внук.
— Это что же, Ларочка, значит, приехала? Вот радость-то Дусе!
— Бабушка вам пирожков прислала, только они упали, грязные теперь, — уныло добавил Вадим.
— На него Мишка напал со своей компанией. Бабуль, йод давай, — сказал Саня.
— Ох, ироды окаянные. Одно озорство на уме. Вчера у Черновых все подсолнухи ободрали. У Мишки отец в городе на заработках — ремня шельмецу некому всыпать.
Мальчики оставили обувь в сенцах и прошли по мягким половикам в комнату Сани.
— Ух ты, сколько книг! — восхитился Вадим. — У нас и то дома столько нет. «Природа мира», — прочел он, — «Певчие птицы СССР», «Живой мир островов». Ты все это читал?
— Конечно. Я когда вырасту, стану ученым — зоологом или орнитологом.
— А кто это?
— Это тот, кто птиц изучает. Я мечтаю записывать голоса птиц. Представляешь, захотелось тебе соловья послушать или жаворонка, как они поют по-настоящему, на свободе, купил пластинку — и наслаждайся.
— А где ты книги берешь?
— По почте выписываю. У нас библиотекарша очень хорошая, она мне помогает.
— Я тебе из Питера книг привезу, целый чемодан. Только… — Вадим снова погрустнел, — может, отец мне не разрешит в другой раз скоро приехать. Он у меня строгий очень. Ну и пусть — я тогда сбегу.
— Не вертись, герой. Вот тут еще царапина. Не больно?
