Он вдруг осекся на полуслове, глаза его застыли на одной точке, на чем-то, что было позади Максима, он забыл захлопнуть рот и стал походить на экспонат в музее восковых фигур.
Максим невольно оглянулся и увидел какое-то движение в лесу. Уже смеркалось, и лес потемнел, чаща совсем не просматривалась, примолкли птицы, листья не шелестели, стояла полнейшая и какая-то напряженная тишина, как перед сильной бурей.
Из зарослей приближалось серое пятно, размытое в сумеречной дымке под низкими кронами. Охранники мгновенно подобрались, встревоженные реакцией Василия, Арсений даже вытащил пистолет. У Максима от предчувствия чего-то мистического, навеянного разрозненными фразами Василия, мурашки поползли по спине.
На поляну между тем вышел совершенно обычный человек, на вид ничем не примечательный, низенький, полный, с круглым брюшком — начинающий лысеть мужчина лет сорока или чуть больше того. У него были толстые губы, нос картошкой, глазки маленькие и быстрые со смешливой мужицкой хитринкой. В его облике не было ничего, что могло бы насторожить охрану. Единственная странность бросалась в глаза — тем резче, что действие происходило в лесном заповеднике: мужичок был одет в белоснежную рубашку и дорогой, отлично сшитый костюм — серый, из добротной ткани, с металлическим лоском. Под расстегнутым пиджаком, на выпиравшем животе, лежал неожиданно щегольский галстук ярких тонов, прихваченный золотым зажимом с камнем, на ногах — новенькие блестящие туфли, идеально чистые, без единой пылинки. Наряд этот почему-то не вязался с внешностью незнакомца, создавалось впечатление, что деревенского жителя вдруг обрядили ни к селу, ни к городу в дорогостоящую пару. Тем более что он не приехал на машине — грунтовая дорога находилась в стороне — а прошел сквозь самые дебри.
Шел мужчина неуклюжей подпрыгивающей походкой, свесив голову и глядя себе под ноги, при этом бормотал что-то, будто разговаривал сам с собой.
Арсений встал у путника на пути, когда тот почти приблизился к группе.
— Мужик, траекторию смени, — сказал охранник. — Тебе чего надо? Прешься вперед, не разбирая дороги.
— Э-э…собственно…я тут… — как бы смешался незнакомец. Голос у него тоже был самый обыкновенный — бесцветный, чуть надтреснутый тенорок. — Я это…мне с Василием поговорить. — Он взглянул на лесничего и с детской радостью улыбнулся ему, как старому знакомцу.
Василий вместо ответа съежился и отступил на шаг. Арсений повернулся к нему.
— Знакомый твой, что ли? — кивнул он в сторону пришельца.
— Д-да… — неуверенно промямлил Василий и вдруг судорожно затряс головой, — конечно, знакомый… очень рад …безмерно рад! Рекомендую, — суетливо обратился он к окружающим, — мой добрый знакомый…Сила Михалыч…хе-хе… А вы что же, Сила Михалыч, пешком в такую-то даль? Хотя…хе-хе… не слушайте меня, дурака, я, как всегда, порю одну чушь …
— Отчего же, мой бесценный друг, я слушаю вас с превеликим интересом, — засветился Сила Михалыч, довольно потирая пухлые руки с массивными перстнями на пальцах, обнаружив при этом и на манжетах драгоценные запонки с камнями, а также золотые часы на запястье. Изъяснялся он старомодными вычурными фразами, столь же неожиданными в данной ситуации, сколь и его одеяние. — Я и сам несказанно рад, что нашел вас после долгих мытарств. Кинулся туда-сюда — и расстроился до невозможности. Вы же знаете, как я нуждаюсь в вашем обществе.
Василий, напротив, после его слов сильно побледнел.
— Простите, я не думал… — пролепетал он. — Примчался бы как ветер, позови вы меня хоть жестом. Пришлось отлучиться по делам, обязанности как-никак…
— Не оправдывайтесь, мой друг, в этом нет никакой нужды, — снова заискрился Сила Михалыч. — Вы правильно поступили, ведь благодаря вам я имею удовольствие познакомиться с выдающимся музыкантом современности Максимом Смирновым. — Последние слова он проговорил, с любезным выражением глядя на Максима.
Тот вежливо вернул улыбку, отметив про себя, что Сила Михалыч назвал его по имени, хотя Василий по отдельности никого не представлял. Впрочем, удивляться не приходилось, Максим был знаменитостью, многие знали его в лицо благодаря средствам массовой информации.
Ярослав на протяжении всего разговора стоял молча, недружелюбно разглядывая вновь прибывшего; было заметно, что нелогичное одеяние мужчины вызывает в нем сомнения.
— Так что решили, Максим Евгеньевич? — благожелательно продолжал между тем Сила Михалыч. — Я думаю, мы поступим следующим образом: сопровождающих ваших отправим в отель, на отдых, в волшебные объятия Морфея. А мы с вами, милейший Максим Евгеньевич, спокойно, пешочком прогуляемся до усадьбы несчастного Леонида Ефимыча Веренского. Бедный малый, чего только не натерпелся. — Круглое лицо его приняло скорбное выражение, в руке, как у фокусника, вдруг оказался большой носовой платок. Сила Михалыч прижал платок к глазам, горестно покачал головой, затем шумно высморкался и снова расплылся в улыбке.
— Чего?! Ты что плетешь, ушлепок? — грозно рявкнул Ярослав и пошел на дерзкого, который вздумал ни с того, ни с сего распоряжаться. Жалкий шут, скоморох ряженый, сейчас ему покажут, кто здесь главный. Надо проучить наглеца, выкупать в речке прямо так, в его дурацком прикиде, потом пусть топает обратно через лес, как пришел.
Сила Михалыч поджидал его спокойно, с благостной улыбкой на устах.
— Напрасно нервничаете, Ярослав Кузьмич, — ласково произнес он. — Гения вашего вернем в лучшем виде, я, во всяком случае, сделаю все от меня зависящее. Прискорбно было бы лишить общество столь выдающегося таланта, а вас, уважаемый Ярослав Кузьмич, столь верного средства обогащения. Кстати, Максим Евгеньевич, знаете ли вы, что достопочтенный Ярослав Кузьмич не чист на руку? А попросту говоря — прохвост и враль, потому как обманывает вас ежечасно и присваивает себе солидную долю доходов от концертов.
Ярослав остолбенел, а Максим нахмурился:
— Простите, кто вы такой? Откуда у вас подобные сведения?
— Видите ли, драгоценнейший Максим Евгеньевич, мне по должности полагается знать многое. Честно скажу, что и знать-то не хочется, как начнешь копаться в очередной пакостной душонке, разгребать пороки, страстишки, злокозненный мусор и прочую дрянь в надежде нарыть-таки что-нибудь стоящее, клянусь, тысячу раз пожалеешь о своем призвании. Однако работа есть работа. Рутина, как везде. — Он вздохнул, отер платком потную шею и добавил: — Жарковато тут у вас.
Ярослав все еще стоял неподвижной глыбой, наливаясь бешенством на глазах.
— Павел! — наконец прорвало его. — Что ты смотришь, а ну выкинь отсюда эту шваль! Или мне самому руки марать?
Павел, не сморгнув, сделал почему-то совершенно противоположное тому, что требовал шеф; точно так же повел себя Арсений: телохранители подошли к разъяренному Ярославу и взяли его с двух сторон под руки.
— Пойдемте, Ярослав Кузьмич, — твердо сказал Павел. — Вы же слышали, нам приказано вернуться в отель.
У Ярика глаза полезли на лоб, он несколько секунд не мог выговорить ни слова, потом разразился бранью и попробовал вырваться из могучих рук охранников, но не тут-то было, недаром он сам подбирал молодцов, они способны были справиться даже с таким верзилой, как собственный шеф.
