Детская непосредственность сочеталась в Шеридан с почти
женской зрелостью, однако ни благоразумием, ни осторожностью девушка не
отличалась, все ее поступки были импульсивны. Стивен вдруг вспомнил, как
рассыпались по ее груди ее блестящие волосы, но тут же выбросил это
воспоминание из головы.
— Ну как, кончили обозревать меня?
— Я просто восхищался вами.
Шеридан шла сюда, готовая ответить вызовом на вызов,
жаждавшая этого, но уже дважды потерпела неудачу. Первый раз, когда он
остановил на ней дерзкий и в то же время восхищенный взгляд своих голубых глаз,
и второй — когда с улыбкой сделал ей комплимент. Напомнив себе, что он всего
лишь бездушное властное животное и что она не собирается выходить за него
замуж, независимо от его восхищенных взглядов и нежных слов, она не без иронии
обратилась к нему:
— Полагаю, вы не для того вызвали меня, чтобы я лицезрела
вашу светлость?
К ее удивлению, он никак не отреагировал на эту колкость и с
довольно веселым видом, слегка поклонившись, ответил:
— Для этого, признаться, у меня было несколько причин.
— И что же это за причины? — с каменным выражением лица
поинтересовалась Шеридан.
— Прежде всего я хочу извиниться.
— Неужели? — пожала она плечами. — За что? Тут уж Стивен не
смог удержаться и расплылся в улыбке. Да, ничего не скажешь. Девушка с
характером. Сколько силы воли! Сколько гордости! Ни один мужчина не посмел бы с
ним разговаривать в таком тоне, не говоря уже о женщинах, то и дело расставляя
ему ловушки.
— За резкость в нашем последнем разговоре и еще за то, что
не навещал вас с тех пор, — ответил граф.
— Я принимаю ваши извинения. Теперь, надеюсь, я могу
удалиться к себе?
— Нет, — сказал он, неожиданно раздосадованный ее смелостью.
— Я должен… точнее, я хочу… объяснить свои поступки.
— Что же, попытайтесь, это даже любопытно. — Она
пренебрежительно посмотрела на него.
«Смелость в мужчине — превосходное качество, смелость в
женщине хуже, чем боль в заднице», — подумал Стивен.
— Я и пытаюсь. — Он сделал ударение на слове «пытаюсь», и
Шеридан с удовлетворением отметила про себя, что граф теряет самообладание.
— Ну-ну, продолжайте. Я слушаю.
— Может быть, присядете?
— Может быть. Это зависит от того, что вы скажете. Стивен
нахмурился и прищурил глаза, но голос, когда он заговорил, оставался спокойным.
— В тот вечер вы, наверное, видели, что я… что между нами не
было того… чего, возможно, вы ждали от жениха.
Шеридан не имела ничего против этого заявления и ответила
поистине царским, едва заметным кивком головы, означавшим всего лишь легкий
интерес к его объяснениям.
— На это есть своя причина, — сказал Стивен, смущенный тоном
ее разговора, и стал излагать единственное логичное и приемлемое объяснение,
которое ему удалось придумать.
— Когда я навещал вас в последний раз, мы поспорили. Но пока
вы были больны, я об этом не думал, а теперь меня это снова стало тревожить,
вот почему я, наверное…
— Холодны и безразличны? — подсказала она, но уже не с
гневом, а скорее с обидой и беспокойством.
— Именно так, — согласился он. Наконец она села, и Стивен
испытал облегчение, решив, что больше не придется препираться и врать, однако
ошибся.
— О чем же мы спорили?
Ему следовало бы знать, что дерзкая рыжая американка,
совершенно непредсказуемая в своих поступках и не питающая никакого уважения ни
к титулам, ни к нормам приличия, способная появиться на людях в пеньюаре, будет
и дальше конфликтовать с ним, вместо того чтобы принять его извинения и
завершить дело миром.
— Речь шла о вашем настроении.
— О моем настроении? И что же в нем было такого? — Она
удивленно уставилась на него своими серыми глазами.
— Я нашел, что оно… является предметом для спора.
— Ах вот оно что.
Стивену, казалось, будто он слышит, как она возмущается тем,
какой он мелочный и злопамятный, если до сих пор помнит их спор. Хотя она была
тогда так больна.
Она стала внимательно изучать свои сложенные на коленях
руки, чтобы не смотреть на него, и спросила нерешительно, разочарованным тоном:
— Вы считаете меня вздорной?
Она сидела понурившись, втянув голову в плечи, и, глядя на
нее, Стивен снова почувствовал прилив нежности, которую эта женщина в нем
вызывала, что было совсем ему не свойственно.
— Нет, конечно, — невольно усмехнувшись, ответил Стивен.
— Я и сама заметила, — уже без прежней резкости произнесла
она, — что в последние дни настроение у меня часто менялось.
Уайткомб сказал, что находит ее просто восхитительной, но,
по мнению Стивена, он явно недооценивал девушку.
— В сложившихся обстоятельствах это можно понять.
Шеридан подняла голову и внимательно посмотрела на Стивена,
будто тоже попыталась по-новому оценить его.
— Не могли бы вы поточнее объяснить, из-за чего между нами
разгорелся спор?
Снова очутившись в ловушке, Стивен потянулся к хрустальному
графину с шерри, стоявшему на подносе с напитками, лихорадочно соображая, что
ответить, как утешить и успокоить ее. И тут его осенило.
— Мне показалось, что вы уделяете слишком много внимания
другому мужчине. И я вас приревновал. — Следует сказать, что ни разу в жизни
граф не испытал этого чувства. Но женщинам нравится, когда их ревнуют. И
Шеридан не была исключением. Стивен понял это, когда искоса посмотрел на нее.
Она явно повеселела, и Стивен с облегчением констатировал, что хоть в чем-то
Чариз Ланкастер похожа на других женщин. Пряча улыбку, он налил Чариз шерри и,
когда повернулся, чтобы протянуть ей маленькую хрустальную рюмочку, увидел, что
девушка сидит опустив голову.
— Шерри?
Она вскинула голову, охваченная безотчетным восторгом:
— Простите?
Он протянул рюмку, но она даже не взглянула на нее и
выжидающе смотрела на него.
— Хотите вина?
— Нет, благодарю вас, Он поставил рюмку на столик.
— А мне показалось, вы сказали «да». Она покачала головой.
— Я думала, вы назвали меня… Шерри!.. — воскликнула она,
вскочив на ноги и сияя. — Я думала, вы назвали… я хочу сказать, что это я.
Видимо, так меня называли, так…
