Совершенно очарованный ее непосредственностью, Стивен взял
Шерри за подбородок, приподнял ей голову и посмотрел в глаза.
— Я заметил, — произнес он хрипло.
Она остановила на нем испытующий взгляд.
— И вас это не беспокоит?
Стивена беспокоило. Только не это. Она прижалась к нему, и
он ощущал ее полные груди, ее роскошные волосы, каскадом ниспадавшие ей на
спину, щекотали ему руку, а пухлые свежие губки сами напрашивались на поцелуй.
Шерри! Лучшего прозвища ей не придумаешь. Она опьяняет. Как бы это не стало для
него серьезным испытанием! Она не его невеста, не его любовница, она достойна уважения,
находится под его опекой и не может стать предметом вожделения.
Умом он это понимал, но не мог совладать с собой,
околдованный ее улыбкой и голосом, и эмоции взяли верх над рассудком. Она то ли
не понимала, почему он молчит и боится пошевелиться, то ли не замечала, то ли
просто не обращала внимания, в любом случае это его устраивало.
— Вы очень меня беспокоите, — вырвалось у Стивена.
— В каком смысле?.. — спросила Шерри, заметив, что он
устремил взгляд на ее губы, и чувствуя, как часто и шумно бьется его сердце.
— Сейчас увидите, — пробормотал он и с нежной страстью
впился губами в ее губы.
На этот раз он целовал ее не спеша, так, чтобы она не просто
позволяла себя целовать, а сама отвечала на его поцелуи. И Шеридан это поняла.
Держа ее в объятиях, он одной рукой гладил ее волосы на затылке, а другой
ласкал ее спину. Его полуоткрытые губы побуждали ее губы открыться, и они
открылись, медленно, робко. Постепенно Шерри осмелела и даже провела языком по
его горячим губам, словно изучая их, и тут Стивен еще крепче прижал ее к себе.
Тогда Шеридан привстала на цыпочки, коснулась его
мускулистой груди, погладила его плечи и всем телом подалась назад, увлекая его
за собой… Его руки железными обручами стиснули ее талию, язык прорвался сквозь
ее губы, и Шерри испытала доселе неведомое ей чувство, горячей волной разлившееся
по телу. Задрожав, она прижалась к нему всем телом, отвечая на его страстные
поцелуи, быстрые, неистовые.
Но когда он стал ласкать ее груди, у Шерри сработал инстинкт
самозащиты, и она, отстранившись от него, чуть ли не в панике покачала головой,
хотя все так же страстно жаждала его поцелуев.
Стивен нехотя отпустил ее и убрал руки. Со смешанным
чувством удивления и восторга смотрел он на эту потрясающе красивую девушку,
из-за которой буквально потерял голову. Щеки горели, грудь бурно вздымалась, в
широко раскрытых глазах, обрамленных темными ресницами, были стыд и желание.
Она выглядела совершенно растерянной.
— Думаю, пора нам заняться чем-нибудь другим, — сказал он,
приняв решение за обоих.
— Что вы собираетесь делать? — все еще дрожа, спросила она.
— Вовсе не то, что хотелось бы, — криво усмехнулся он.
Стивен собирался научить ее играть в шахматы. Это было
ошибкой.
Она дважды обыграла его, поскольку он никак не мог
сосредоточиться на шахматах.
Глава 16
На следующий день Стивен старался не думать о ней, но когда
камердинер занялся его одеждой к вечеру, поймал себя на том, что давно уже не
ждал ужина с таким нетерпением, как сегодня. Он заказал для Шерри целый
гардероб у портнихи Элен и потребовал, чтобы хоть одно платье было готово к
нынешнему вечеру. Портниха закатила истерику, напомнив ему, что на носу начало
сезона, все мастерицы и без того работают день и ночь. Стивен любезно попросил
ее сделать все возможное и невозможное, поскольку хорошо знал, в какие
астрономические суммы ему обходятся заказы Элен в первоклассном салоне, и не
сомневался, что портниха выполнит его просьбу, а за срочность набавит вдвое.
Не прошло и часа, как в дом приехали три швеи, и, хотя
Стивен не надеялся, что за такой короткий срок его подопечную нарядят, как
принцессу, он не мог дождаться, когда наконец увидит ее в соответствующем
наряде.
Впрочем, подумал он, наклонив голову набок, чтобы бривший
его камердинер мог снять пену с подбородка, на Чариз Ланкастер все приобретает
какой-то особый шарм, будь то золоченый шнур от гардин или бальное платье. И
Стивен не был разочарован ни ее видом, ни проведенным с ней вечером. Она
появилась в столовой, как настоящая инженю, со своими золотисто-каштановыми
волосами, волнами ниспадающими на плечи и обрамляющими ее прелестное подвижное
личико, в длинном, почти до пола платье из мягкого шелка цвета морской волны с
глубоким вырезом каре и корсажем, подчеркивавшим пышность ее грудей и тонкую
талию. Смущенная откровенно восторженным взглядом Стивена, она приветливо
кивнула стоявшим наготове у буфета лакеям, отдала должное серебряным вазам с
белыми розами и узорчатым серебряным канделябрам на столе и наконец грациозно
опустилась на стул напротив него. Лишь после этого она взглянула на Стивена с
такой теплой, искренней и многообещающей улыбкой, что тот не сразу расценил ее
как благодарность мисс Ланкастер за платье.
— Вкус у вас весьма экстравагантный, — спокойно сказала она.
— Это платье так же далеко от экстравагантности, как и от
красоты его обладательницы, — ответил Стивен и, когда, сконфуженная его
замечанием, она отвела глаза, жестко напомнил себе, что эта девушка вовсе не
намерена соблазнять его своей обворожительной улыбкой, грациозным покачиванием
бедер или своей нежной грудью и что не место и не время сейчас представлять ее
себе с разметавшимися по шелковым подушкам блестящими золотисто-каштановыми
волосами, жаждущей его ласк. Придя к такому выводу, он сменил тему на более
безопасную и спросил, как она провела день.
— Читала газеты, — ответила она. Волосы Шерри еще ярче
блестели при свете свечей, а в смеющихся глазах плясали веселые огоньки, когда
она стала пересказывать ему пространные отчеты из светской хроники на последних
страницах газет, посвященные началу сезона, сопровождая их презабавными
замечаниями.
Как оказалось, больше всего ее интересовали его знакомые и
прочие представители светского общества, которым в обозримом будущем она будет
представлена. Стивен почувствовал укол совести, ведь он никому не собирался ее
представлять, однако рассудил, что газеты по крайней мере отвлекут девушку от
грустных мыслей, и потому спросил, что интересного вычитала она в светской
хронике.
Ее ответы и выражение ее лица забавляли его в течение всего
ужина из десяти блюд. О некоторых поразительных фривольностях и крайностях,
смакуемых репортерами, она сообщала с таким возмущением, так уморительно
морщила свой нахальный носик или с неподдельным ужасом округляла глаза, что он
готов был хохотать до упаду.
А пока он боролся с одолевавшими его приступами смеха, она
расставляла ему очередную ловушку.
