Поначалу Уитни не была уверена, что ее присутствие будет
приятно Клейтону. Это был его собственный мир. Здесь он вел деловые разговоры,
отдавал распоряжения агентам и управляющим. Он любил эту работу, хотя вовсе не
был обязан заниматься ею. Стивен как-то сказал ей, что за последние пять лет
Клейтон почти удвоил и без того огромное состояние Уэстморлендов. Он
распоряжался капиталом Стивена и — о чудо из чудес! — даже ее отца.
Уитни любила слушать, как муж беседует с поверенными и
деловыми людьми. И хотя его тон был властным, он всегда оставался спокойным и
выдержанным, а замечания делал конкретные и логичные. Глядя на это неотразимо
красивое лицо, она испытывала прилив гордости и чувствовала себя при этом
желанной и любимой. Единственной и дорогой его сердцу.
Каждый раз, когда она отправлялась в город или в театр с
Эмили, ей не хватало звуков голоса Клейтона, его смеющихся глаз и чарующей
улыбки.
Ночи же превращались в настоящий праздник любви. Иногда он
двигался медленно, неторопливо, как в брачную ночь, в другие минуты дразнил ее,
намеренно искушал, соблазнял, заставляя точно сказать, чего она хочет, иногда
же брал быстро, почти грубо. И Уитни так и не смогла решить для себя, что ей
нравится больше.
Сначала ее немного пугала неистовая, кипучая страсть, которую
она была способна возбудить в Клейтоне всего лишь поцелуем, прикосновением,
интимной лаской, но прошло совсем немного времени, прежде чем она начала
бесстыдно наслаждаться его дерзкой, откровенной любовью. Уитни принадлежала ему
телом, душой и сердцем.
Пять месяцев спустя оказалось, что она забеременела.
Теперь по ночам, когда Клейтон спал в ее объятиях, Уитни
лежала без сна, взволнованная и почему-то угнетенная. У нее была трехнедельная
задержка, и все же по какой-то непонятной причине она оттягивала разговор с
мужем. Тереза Дю Билль на свадьбе призналась Уитни, что беременность дает ей
прекрасный повод отдохнуть от любовных притязаний мужа. В отличие от
приятельницы Уитни не могла того же сказать о себе. С другой стороны, она не
могла рисковать здоровьем младенца, если именно этим грозят их порывы страсти.
В довершение всех волнений Клейтон ни разу не упомянул о желании иметь детей,
хотя, по мнению Уитни, каждый мужчина хочет иметь наследников титула и
состояния.
Вскоре Уитни стала неважно себя чувствовать по утрам и часто
засыпать днем. Сомнений не осталось, однако она по-прежнему хранила молчание.
Как-то раз Уитни направилась наверх, чтобы переодеться и,
как обычно, пуститься вместе с мужем по полям и лугам головокружительным
галопом. Однако Клейтон остановил жену на лестнице.
— Хан немного припадает на правую ногу, — с необычной
нежностью прошептал он. — Может, лучше просто погуляем сегодня, малышка?
Уитни вовсе не заметила, что Хан захромал, и, кроме того, в
конюшнях стояли десятки великолепных лошадей, но она и не подумала возражать и
даже почувствовала легкое облегчение — они обычно мчались с такой скоростью,
что ее дрожь пробирала при мысли о нечаянном падении.
Начиная со следующей ночи, ласки Клейтона приобрели
совершенно новый оттенок, ставший с тех пор неизменным. Он возбуждал Уитни,
пока она не теряла рассудок от желания поскорее принадлежать ему, и потом
входил в нее мучительно медленно, проникая глубоко и так же неспешно
отстраняясь. Это невыносимо усиливало желание, задерживая мгновение сладостного
блаженства, Уитни почему-то казалось, что подобные любовные ласки не могут
повредить ребенку.
На следующей неделе она наконец немного успокоилась, обрела
самообладание и сказала себе, что делает глупость за глупостью. Прежде всего ей
не терпелось сообщить мужу новости. Стоит еще немного помедлить, и ее тело
станет неоспоримым доказательством будущего отцовства Клейтона. Поэтому Уитни
отправилась в Лондон и купила в лавке шесть крохотных распашонок, а вернувшись,
заперлась в своей спальне и занялась вышиванием.
Прошло немало времени, прежде чем Уитни позвала Мэри и
Клариссу оценить результаты своей работы.
— Удивительно, не правда ли? — вздохнула она. — Мне удалось
овладеть греческим и латынью, но этим… ничего не получается!
Мэри и Кларисса, привилегированные служанки, не боявшиеся
высказывать собственное мнение, при одном взгляде на вышивание весело
переглянулись и залились в приступе неудержимого хохота.
Лишь на следующий вечер, к ужину, Уитни наконец удалась
кривоватая буква «У», вышитая синей ниткой на воротничке невероятно маленькой
распашонки.
— Придется довольствоваться хотя бы этим, Кларисса, —
покачала она головой.
— Когда вы собираетесь признаться его светлости, что ждете
ребенка? — спросила горничная со слезами радости на глазах.
— Я немного не это хотела сказать ему, — засмеялась Уитни,
погладив Клариссу по морщинистой щеке. — Собственно говоря, я… я и слова не
пророню — пусть вот это все скажет за меня, — объявила она, поднимая
распашонку.
— Думаю, сегодняшний вечер — самое подходящее время, —
согласилась Кларисса.
И Уитни с веселой заговорщической улыбкой спрятала рубашечку
в ящик бюро рядом с письменными принадлежностями и поспешила спуститься к
ужину.
Она подождала, пока Клейтон допьет портвейн и они усядутся в
бело-золотом салоне. Притворяясь полностью поглощенной романом, Уитни
вздохнула:
— Не могу понять, почему я так устаю в последнее время.
Она не подняла глаз и поэтому не видела, с какой гордостью и
нежностью смотрит на нее Клейтон.
— Неужели не можешь, родная? — осторожно спросил он.
Знает ли Уитни, что беременна? Клейтон не был уверен в этом.
Что, если она боится родов?
Он решил как можно дольше не волновать жену.
— Нет… — задумчиво протянула Уитни. — Но я хотела ответить
на письмо тети и только сейчас поняла, что оставила его в моем бюро. Тебе не
очень трудно принести его? Эти ступеньки кажутся мне сегодня неприступной
вершиной.
Клейтон поднялся, поцеловал жену в лоб, ласково взъерошил ей
волосы и взбежал по широкой мраморной лестнице.
Войдя в ее комнату, он невольно улыбнулся. Слабый аромат
духов Уитни окутал его душистым туманом. Ее щетки и расчески лежали на
туалетном столике. Незримое присутствие Уитни словно наполняло комнату, и от
этого здесь было еще уютнее. Уитни…
По-прежнему гадая, знает ли жена о своей беременности, а
если знает, то почему не поделится с ним, Клейтон выдвинул ящик бюро розового
дерева, взял несколько листиков бумаги из толстой пачки и безуспешно попытался
отыскать письмо леди Энн. Ничего не найдя, он отодвинул в сторону то, что
посчитал носовыми платками, и перебрал все мелочи, пока наконец на самом дне не
обнаружил сложенное письмо. Желая убедиться, что именно его просила принести
жена, Клейтон развернул послание и прочел несколько слов.
