— Не ожидал увидеть тебя здесь. Думал, ты будешь на приеме,
который мать устраивает сегодня для родственников. — И прекрасно разыгрывая
роль некстати проболтавшегося человека, покачал головой и с извиняющимся видом
добавил:
— О, прости Клей! Я совсем забыл, что, поскольку Уитни
гостит у нее, ты, естественно, будешь на приеме.
Баскервиль, до которого, к несчастью, донеслись последние
слова, немедленно забыл о принятом решении и с неподдельной сердечностью
объявил:
— Ваша жена просто прелесть. Красива и мила. Передайте ей
мои лучшие… — И с отвисшей от изумления челюстью увидел, как Клейтон
Уэстморленд, на мгновение застыв, медленно выпрямляется. — Я последнее время
вообще ее не видел, — поспешно заверил бедняга.
Но герцог уже поднялся из за стола, глядя на своего брата с
потрясенным недоверием, удивлением и чем-то еще, что окончательно сконфуженный
и сбитый с толку Баскервиль так и не удосужился понять. И тут, даже не
позаботившись собрать огромный ворох фишек, составлявших его выигрыш, или хотя
бы вежливо попрощаться, герцог повернулся и решительным шагом направился к
двери.
— Подумать только! — охнул Баскервиль, глядя вслед
удалявшемуся Клейтону. — На этот раз вы действительно сунулись не в свое дело,
лорд Уэстморленд! Я не успел вам сказать — его светлость терпеть не может,
когда герцогиня выезжает без него.
— Совершенно верно, — широко улыбнулся Стивен. — Терпеть не
может.
Поездка в Гренд Оук, на которую обычно уходило четыре часа,
сейчас заняла лишь три с половиной — поистине рекорд, особенно если учесть, что
Клейтон даже не заехал домой переодеться и отправился в путь прямо от дверей
клуба. Уитни однако Клейтон успел опередить ее, повелительно указав на дверь.
Горничная нехотя вручила ему мыло и салфетку и вышла, не сказав ни слова.
Клейтон с мучительной нежностью намылил спину Уитни,
стараясь делать это как можно осторожнее.
— Как хорошо, Кларисса, — пробормотала Уитни, когда
намыленная салфетка скользнула по ногам. Обычно Кларисса предоставляла госпоже
мыться самой, но последнее время так волновалась и тревожилась за нее, что
Уитни уже привыкла к этим не совсем обычным услугам.
Розовая, со сверкающими каплями душистой воды, Уитни
поднялась и ступила из ванны на коврик. Она уже хотела повернуться и взять
полотенце, но Кларисса с ее чрезмерными заботами, едва прикасаясь, уже вытирала
шею, плечи и спину.
— Спасибо, Кларисса, теперь я сама. Поужинаю здесь, а потом
оденусь и спущусь…
Обернувшись, Уитни потянулась за полотенцем. С лица сбежала
краска. Ноги задрожали, и она, пошатнувшись, едва не упала при виде мрачного,
неулыбающегося, но от этого не менее красивого лица мужа, который молча
продолжал вытирать ее. Уитни, онемев, в состоянии полного паралича, застыла на
месте, не в силах ни пошевелиться, ни заговорить.
Клейтон начал промокать полотенцем влагу на бедрах и животе,
и Уитни смутно ощутила, что его руки чуть задержались, но он и не думал ласкать
ее. Уитни отчаянно пыталась сообразить, что происходит. Клейтон здесь и больше
не сердится на нее, но продолжает молчать. И даже не улыбнется. И дотрагивается
до нее не властно, как муж… а… униженно… как слуга!
Комок слез подступил к горлу, не давая дышать. Герцог стал
ее горничной, желая показать, что пришел с повинной, пытаясь показать, как
принижен и жалок.
Клейтон осторожно усадил Уитни на стул у самой ванны, не
глядя на жену, опустился на колено и начал промокать полотенцем капли, все еще
оставшиеся на ногах.
— Клейтон, — прерывисто прошептала она, — о, пожалуйста…
Но Клейтон, не обращая внимания на мольбы, пробормотал
искаженным, полным боли голосом:
— Если мне когда-нибудь придет в голову, будто ты решила
снова покинуть меня, какими бы вескими ни были при этом причины, я велю
запереть тебя в твоей комнате и заколотить двери, да поможет мне Бог!
— А ты останешься вместе со мной в этой комнате? — дрожащим
голосом спросила Уитни.
Клейтон поднял ее изящную ножку, нежно Приложил к щеке и
поцеловал.
— Да, — шепнул он и, встав, подошел к гардеробу.
Вынув оттуда синий шелковый халат, он вновь направился к
жене. Уитни просунула руки в рукава и стояла, как кукла, пока Клейтон завязывал
пояс халата. Не говоря ни слова, он подхватил ее на руки и понес к низкому
столику, где стоял поднос с ужином. Опустившись в кресло, он усадил жену себе
на колени и снял крышку с первого блюда. Уитни поняла, что он хочет собственноручно
кормить ее. Нет, этого она не вынесет!
— Не надо, — тихо запротестовала она, обнимая мужа и пряча
лицо у него на груди. — Прошу тебя, не делай этого! Просто поговори со мной!
Пожалуйста, поговори!
— Не могу, — выдохнул Клейтон, задыхаясь. — Не могу найти
слов.
Мучительная тоска в его голосе была такой безнадежной, что у
Уитни из глаз брызнули слезы.
— Зато я могу, — захлебываясь слезами, выдавила она. — Ты
сам научил меня им: я люблю тебя. Я люблю тебя.
Клейтон провел пальцами по роскошным каштаново-рыжеватым
прядям и бережно взял в ладони прекрасное лицо.
— Я люблю тебя, — отозвался он хрипло. — Боже! Как я люблю
тебя!
Стрелки на часах из позолоченной бронзы показывали уже
половину второго. Клейтон нежно смотрел на спящую в его объятиях жену:
растрепанная головка доверчиво покоилась на широкой мужской груди. Осторожно
отведя локон со щеки Уитни, Клейтон прижал ее к себе и коснулся поцелуем лба.
— Я люблю тебя, — тихо сказал он, хотя знал, что Уитни спит
и не слышит. Но ему необходимо было снова и снова повторять эти слова.
Он произносил их в душе каждый раз, припадая губами к ее
влажному рту в жадной потребности или с невыразимой нежностью.
— Я люблю тебя.
Эти слова пело его сердце, когда она извивалась под ним и
грациозно выгибалась, чтобы встретить каждый толчок, каждую ласку. Мелодия этих
слов, ни на секунду не прерываясь, взмывала крещендо в те мгновения, когда он
вел Уитни к невообразимым высотам экстаза и там присоединялся к ней.
Жена устроилась поудобнее и сонно пролепетала:
— Я тоже люблю тебя.
— Ш-ш-ш, дорогая. Спи, — пробормотал Клейтон. Сегодня ночью
он ласкал ее бесконечно, намеренно отдаляя последний, ослепительный момент
наивысшего блаженства, пока оба не обезумели от желания. Теперь, после бурных
порывов страсти, он хотел, чтобы жена отдохнула.
— Почему ты так долго… — спросила она. Откинув голову, чтобы
лучше видеть ее лицо, Клейтон улыбнулся:
