— Тебе в самом деле нравится… я имею в виду платье? — еле
ворочая от волнения языком, выдохнула Уитни.
— Нравится? — рассмеялась Энн. — Дорогая, оно совсем как ты
— дерзкое, элегантное и непохожее на другие! — Она протянула руку, с которой
свисал великолепный изумрудный кулон. — Мартин спросил меня сегодня утром,
какого цвета твое платье, и только сейчас принес это и просил передать тебе. Он
принадлежал твоей матери.
Изумруд был большим, квадратным, окруженным сверкающими
бриллиантами. Он вовсе не принадлежал ее матери — Уитни когда-то часами
рассматривала все сокровища и безделушки в материнской шкатулке для
драгоценностей. Но сейчас она слишком нервничала, чтобы возразить. Девушка
стояла, не смея пошевелиться, пока тетка застегивала цепочку.
— Идеально! — радостно воскликнула Энн, отступив на шаг и
изучая общий эффект.
Камень улегся во впадину между грудями и действительно
оказался превосходным дополнением к платью.
Взяв племянницу под руку, леди Энн повела ее к двери.
— Пойдем, дорогая, настала пора твоего второго официального
дебюта.
В этот момент Уитни всем сердцем пожалела, что рядом нет
Николя Дю Вилля, чтобы помочь ей и на этот раз.
Отец уже нетерпеливо топтался у подножия лестницы, чтобы
проводить дочь в бальную залу. При виде Уитни он остановился как вкопанный, и
потрясенное восхищение на его лице вернуло Уитни почти совершенно утраченную
уверенность.
Под широким арочным входом в залу отец остановился и кивнул
музыкантам, и те поспешно опустили инструменты. Уитни ощутила, как взгляды всех
присутствующих устремились на нее, услышала, как шум мгновенно утих, а голоса и
смех постепенно замерли, и в зале наступила зловещая тишина.
Девушка глубоко, прерывисто вздохнула, устремила рассеянный
взгляд поверх голов гостей и позволила отцу отвести ее в центр комнаты.
Настороженная, полная любопытства тишина по-прежнему ничем
не нарушалась, и, найди в себе Уитни достаточно мужества, она просто подобрала
бы юбки и сбежала. Однако она тут же вспомнила Николя Дю Вилля, его гордую
непринужденную элегантность и тот вечер, когда он помог ей взлететь на вершину
успеха. Будь он здесь сейчас, наверняка наклонился бы и прошептал ей на ухо:
«Они всего-навсего жалкие провинциалы и ничего больше, cherie! Выше голову!»
Гости расступились, пропуская молодого рыжеволосого человека
— Питера Редферна, так часто и немилосердно подшучивавшего над Уитни в детстве.
Теперь же, в двадцать пять, волосы Питера, слегка поредели, но мальчишеская
улыбка и задорные глаза оставались теми же.
— Боже! — воскликнул он с нескрываемым восхищением. — Это
действительно ты, маленькая разбойница? Куда дела свои веснушки?
Уитни, проглотив испуганный смех при столь непочтительном
приветствии, вложила, однако, ладонь в протянутую ей руку.
— А куда, — отпарировала она с сияющей улыбкой, — ты подевал
свои волосы?
Питер разразился смехом, и все, словно очнувшись, заговорили
разом, столпившись вокруг Уитни к спеша поздороваться. Напряженность в душе все
нарастала, но девушка подавляла страстное желание повернуться и поискать
взглядом Пола. Минуты шли, а она продолжала механически повторять одни и те же
слова. Да, ей очень понравился Париж. Да, дядя Эдвард здоров. Да, она будет рада
посетить бал, прием или ужин.
Четверть часа спустя, когда Уитни беседовала с женой
аптекаря, Питер все еще держался поблизости. Слева, где собрались молодые
женщины с мужьями, раздался знакомый злорадный смешок Маргарет Мерритон:
— Я слышала, она выставила себя в Париже настоящим
посмешищем! Ее просто сторонились в обществе, и почти никто не принимал!
Питер тоже расслышал это и весело улыбнулся Уитни:
— Пора встретиться с мисс Мерритон лицом к лицу! Нельзя же
вечно избегать ее! Кроме того, она приехала кое с кем, кого ты еще не знаешь!
По настоянию Питера Уитни нерешительно обернулась к давнему
врагу. Маргарет по-хозяйски вцепилась в рукав Клейтона Уэстленда. Еще днем
Уитни была твердо уверена, что ничто, ничто на свете не заставит ее презирать
Уэстленда больше, чем в тот Момент, однако достаточно было увидеть его рядом с
Маргарет, понять, что и он внимал ее злобным выпадам, чтобы неприязнь
превратилась в жгучую ненависть и неподдельное отвращение.
— Мы все ужасно разочарованы тем, что ты так и не сумела
найти себе во Франции мужа, Уитни, — ехидно пропела Маргарет.
Уитни оглядела ее с холодным пренебрежением:
— Маргарет, каждый раз, когда ты открываешь рот, я так и
жду, что оттуда высунется змеиное жало!
Она брезгливо подобрала юбки и уже хотела отвернуться, но
Питер сжал ее локоть.
— Уитни, позволь представить тебе мистера Уэстленда. Он снял
дом Ходжеса и тоже только что вернулся из Франции.
Все еще больно переживая жестокий укол Маргарет, Уитни
немедленно заключила, что если Уэстленд только что вернулся из Франции, значит,
именно он наговорил Маргарет всякой чуши о том, что она будто бы считалась там
настоящим изгоем, парией, на которую все смотрели с жалостью.
— Вам нравится жить в деревне, мистер Уэстленд? —
осведомилась она с усталым безразличием.
— Большинство людей отнеслись ко мне крайне дружелюбно, —
многозначительно ответил он.
— О, я в этом уверена, — бросила Уитни, почти ощущая, как он
вновь раздевает ее взглядом, словно тогда у ручья. — Возможно, кто-нибудь из
ваших новых друзей будет так добр, что покажет вам границы наших владений с
тем, чтобы вы больше не попадали в неловкое положение, проникая в чужое
поместье и злоупотребляя нашим гостеприимством, как сегодня.
Настороженное молчание; вновь воцарилось Среди собравшихся,
веселость на лице Клейтона мгновенно исчезла.
— Мисс Стоун, преувеличенно терпеливо начал он, — мы,
кажется, неудачно начали наше знакомство. — И, кивнув на танцующих, вежливо
предложил:
— Возможно, вы окажете мне честь и согласитесь подарить
танец…
Если он и сказал что-то еще, Уитни уже не слышала, потому
что за спиной, совсем близко раздался мучительно знакомый низкий голос:
— Прошу прощения, мне сказали, что сегодня Уитни Стоун будет
здесь, только я никак не могу узнать ее.
Чья-то рука коснулась ее локтя, и сердце Уитни забилось,
словно обезумевшее. Не в силах вымолвить ни слова, она молча позволила Полу
повернуть ее лицом к себе.
Она чуть приподняла голову и, встретившись взглядом с самыми
голубыми глазами в мире, порывисто протянула руки и почувствовала пожатие
теплых сильных пальцев. За последние четыре года она сотни раз представляла эту
сцену и сочиняла дюжины остроумных реплик, которыми собиралась приветствовать
Пола, но сейчас сумела выдохнуть лишь два слова:
