— Так и знала, что это будет Фома Бекет! — улыбнулась она. —
Бедный Генрих, даже на шахматной доске архиепископ Кентерберийский его
преследует.
Она осторожно, почти благоговейно расставила все по местам.
— Вы играете? — удивленно вырвалось у Клейтона, и он с таким
недоверием уставился на нее, что Уитни немедленно решила попробовать уговорить
его сыграть партию.
— Боюсь, не слишком хорошо, — ответила она, опуская глаза,
чтобы скрыть лукавый смех.
Она действительно играла так «плохо», что дядя Эдвард
искренне жалел о том дне, когда решил научить ее. Так «плохо», что он часто
приводил наиболее опытных шахматистов из консульства, чтобы те попытались
отнять победу у племянницы.
— Вы часто играете? — с наивным видом осведомилась она.
Клейтон уже расставлял кресла с темно-красной кожаной
обивкой по обе стороны шахматного столика.
— Очень редко.
— Прекрасно! — объявила Уитни с ослепительно жизнерадостной
улыбкой, усаживаясь поудобнее. — В таком случае это не займет много времени..
— Попытаетесь разбить мои войска, мадам? — лениво протянул
он, высокомерно подняв бровь.
— Наголову! — решительно заявила Уитни. Она сделала
несколько хорошо продуманных ходов в полной уверенности, что может выиграть, но
опасаясь при этом недооценить его способности. Сначала Клейтон играл быстро,
решительно, почти не задумываясь, но прошло минут сорок пять, и темп игры
сильно замедлился.
— Кажется, вы намереваетесь выполнить свою угрозу, — хмыкнул
он, оглядывая ее с откровенным восхищением после того, как лишился ладьи.
— Все идет не так легко, как я рассчитывала, — вздохнула
Уитни. — Кроме того, я сумела распознать ваше мастерство за три хода до того,
как вы убедились в моем. Уже одно это должно было стоить вам партии.
— Прошу прощения за то, что разочаровал вас, — шутливо
извинился он.
— А по-моему, вы в полном восторге оттого, что
«разочаровали» меня, и прекрасно знаете это! — парировала Уитни.
Она как раз потянулась к слону, когда отец неожиданно встал
и объявил, что, поскольку у него вновь, разыгралась подагра, он был бы крайне
благодарен мистеру Уэстленду, если бы тот проводил Уитни домой по окончании
игры. И с этими словами подхватил золовку под руку и быстро направился к
дверям, отнюдь не походкой подагрика, на совершенно здоровых ногах, увлекая за
собой Энн. Приступ, казалось, нисколько не отразился на его походке и манерах.
Уитни немедленно вскочила.
— Мы можем доиграть в другой раз, — поспешно предложила она,
скрывая сожаление по поводу того, что не придется продолжить партию.
— Вздор! — решительно провозгласил отец, запечатлев на лбу
дочери неуклюжий поцелуй и усаживая ее в кресло. — Ничего нет неприличного,
если двое молодых людей сидят за шахматным столиком, и, кроме того, вы не одни
— в доме полно слуг.
Но Уитни хорошо помнила то время, когда оказалась объектом
насмешек и презрения соседей, и вовсе не желала вновь навлечь на свою голову
осуждение, да еще из-за такого пустяка, как шахматы!
— Нет, отец, я не могу.
Девушка с умоляющей улыбкой взглянула на тетку, которая,
беспомощно пожав плечами, пронзила, однако, Клейтона строгим взглядом:
— Надеюсь, вы будете вести себя, как подобает джентльмену,
мистер Уэстленд?
— Поверьте, я стану обращаться с Уитни со всем почтением и
уважением, которых она заслуживает, — вежливо пообещал Клейтон.
Вторая партия началась немедленно вслед за тем, как первую
Уитни удалось свести вничью. Некоторое время после отъезда отца и тети Энн
девушке было не по себе, но по мере продолжения игры соперники начали
немилосердно критиковать друг друга, обмениваясь ехидными замечаниями.
Расставив локти на шахматном столике и подперев подбородок
кулачками, Уитни заметила, что Клейтон взялся за коня.
— Крайне неосторожно с вашей стороны, — заметила она, но он
лишь коварно улыбнулся и сделал по-своему.
— Вы не в том положении, чтобы давать советы, особенно после
крайне рискованного хода, мисс.
— В таком случае не жалуйтесь, что я вас не предупредила, —
бросила Уитни, постучав длинным, аккуратным ноготком по пустому квадрату, и
задумалась над следующим ходом.
Подавшись вперед, она подвинула ладью и уселась в прежней
позе. Каждый раз, потянувшись за фигурой, она не замечала, что взгляду Клейтона
открывается вид соблазнительно белоснежных округлостей, и в конце концов ему
пришлось собрать последние крупицы самообладания, чтобы сосредоточиться на
игре. Туфельки девушка успела сбросить давным-давно и теперь свернулась в
кресле, подобрав под себя ноги. Роскошные волосы в беспорядке легли на плечи,
зеленые глаза сверкали дьявольским лукавством, и она, сама того не сознавая,
представляла настолько захватывающую картину, что Клейтон то терзался
стремлением отбросить столик, притянуть ее к себе на колени и насладиться
драгоценной добычей, то мучился не менее соблазнительным желанием просто
откинуться в кресле и бесконечно смотреть на нее.
Каким образом она ухитряется одновременно быть неотразимо
прекрасной женщиной и очаровательно невинной девушкой? Невероятное смешение
интригующих и манящих контрастов! На протяжении всего лишь одного вечера она
обращалась с ним с холодным пренебрежением, яростным негодованием, неукротимым
гневом и сейчас — с веселой дерзостью и беззаботной непочтительностью, которые
Клейтон находил совершенно для себя новыми и опьяняющими.
Подстрекаемая духом соревнования и захваченная атмосферой
дружеской перепалки, Уитни подняла глаза и, ослепительно улыбаясь,
осведомилась:
— Размышляете, каким должен быть следующий ход или сожалеете
о последнем, милорд?
— Разве вы не та самая юная леди, — хмыкнул Клейтон, —
которая всего несколько часов назад сообщила, что не собирается называть
«милордом»
[5]
ни одного мужчину в мире.
— Я сделала это лишь затем, чтобы отвлечь вас и заставить
сдаться. Однако вы не ответили на мой вопрос.
— Если хотите знать, — пробормотал он, делая совершенно
неожиданный ход королем, — я не переставал удивляться, что побудило меня играть
в шахматы с женщиной, хотя каждому известно: эта игра требует холодной мужской
логики.
— Тщеславное, самонадеянное чудовище! — засмеялась Уитни,
ловко предотвращая готовящуюся на се слона атаку. — Не могу понять, зачем я
трачу свое мастерство на столь слабого противника!
