— Ваша лошадь готова.
Они поскакали бок о бок по зеленым лужайкам, сначала
неспешно, потом во весь опор, и вскоре быстрая скачка и свежий осенний ветерок
вернули Уитни бодрость духа. Она словно очнулась от долгого и тяжелого
обморока.
На опушке леса, где крутой откос вел к ручью, Клейтон
натянул поводья и спешился, а потом снял Уитни с седла.
— Прогулка пошла вам на пользу, — заметил он, одобрительно
поглядывая на вновь расцветшее румянцем лицо.
Уитни понимала, что он пытается сломать лед и вести
дружескую беседу. Замкнутость не была присуща ее натуре, к тому же девушка
понимала, что ведет себя ужасно, но продолжала молчать, не в силах сказать ни
слова.
— Мне действительно лучше. Люблю верховую езду, — вымолвила
она наконец.
— А мне нравится наблюдать за вами, — признался он, когда
они подошли к берегу ручья. — Вы, несомненно, лучшая наездница из всех, кого я
встречал.
— Благодарю, — Пробормотала Уитни.
Ее тревожный взгляд был устремлен на старый платан, одиноко
стоявший на холме у ручья; древние скрюченные ветви нависали как раз над тем
местом, где она лежала в его объятиях в день пикника. Это было последним местом
на земле, где она желала бы находиться сейчас с Клейтоном. Он сбросил куртку и
уже собрался расстелить ее на земле, там, где они ласкали друг друга в
последний раз, но девушка поспешно заверила его в том, что останется стоять, и,
словно желая доказать, что не устала, отступила на шаг и оперлась плечом о
ствол платана.
Клейтон безразлично кивнул. Он отошел на два шага и,
поставив ногу в сапоге на большой булыжник, принялся молча и бесстрастно
разглядывать Уитни.
Впервые за все это время девушку поразила ужасная мысль:
этот мужчина ее жених! Но ненадолго, заверила она себя, пока не вернется Пол и
они не смогут осуществить задуманный ею план. Ну а до той поры нужно вести себя
как можно осторожнее и пытаться выиграть время.
Узловатая кора дерева впивалась ей в плечи, а немигающий
взгляд Клейтона выводил из себя.
— Почему вы не взяли этого жеребца на скачки? — кивнув на
каштанового скакуна, спросила Уитни, чтобы прервать напряженное молчание. — Он
куда резвее того, на котором вы ехали.
Выбранная ею тема, казалось, позабавила Клейтона.
— Ваш вороной слишком быстро устал, когда я скакал на нем в
день пикника. Пришлось взять гнедого, потому что он примерно равен вашему по
резвости и выносливости, и, кроме того, я хотел дать вам равные шансы выиграть.
Возьми я этого зверя, вы не успели бы оглянуться, как остались бы позади. С
другой стороны, если бы я оседлал гораздо худшего коня, чем ваш, победа
досталась бы вам слишком легко, а это совсем не интересно.
Несмотря на ужасное настроение, губы Уитни чуть раздвинулись
в улыбке.
— О, нет, я бы наслаждалась вашим поражением, реши вы
скакать даже на козле!
Клейтон, усмехнувшись, покачал головой:
— За все три года, что я знаю вас, вы не перестаете меня
удивлять.
Уитни подозрительно сузила глаза:
— Три года? Но как это может быть? Три года назад я только
появилась в свете.
— Впервые я увидел вас в шляпной лавке вместе с леди Энн.
Хозяйка пыталась навязать вам невыносимо уродливую шляпу, украшенную
виноградной лозой и ягодами, и убеждала при этом, что стоит надеть ее на
прогулку в парке, и все джентльмены будут падать к вашим ногам.
— Не помню, — нерешительно покачала головой Уитни. — Я
купила шляпу?
— Нет. Вы объяснили владелице, что если джентльмены и падут
к вашим ногам, то лишь по тому, что попытаются избежать укусов разъяренных
пчел, которые, несомненно, начнут роиться вокруг блюда с фруктами, стоящего
почему-то на женской голове.
— Весьма похоже на мои высказывания, — призналась Уитни,
смущенно играя перчатками. Она почти поверила, что в голосе Клейтона звучала
странная нежность, и это ей льстило. — Именно тогда вы решили… э-э-э… узнать
меня получше?
— Конечно, нет, — поддразнил он. — Я был счастлив, что
именно шляпнице, а не мне пришлось выдержать гневное сияние этих зеленых глаз.
— А что вы делали в шляпной лавке? И не успели слова слететь
с языка, как Уитни была готова откусить свой глупый язык! Ну что он мог делать
там, кроме как не ждать очередную любовницу?
— Вижу по вашему лицу, что вы сами нашли ответ, — откровенно
заметил он.
Подавив неуместное раздражение из-за того, что он посмел
войти в лавку с другой женщиной, Уитни спросила:
— А мы встречались снова? Я имею в виду до маскарада?
— Той весной я иногда видел вас, обычно на прогулке в парке.
А потом год спустя, на балу у Дюпре.
— Вы были один?
Вопрос сорвался сам собой, и Уитни в ярости стиснула кулаки.
— Вовсе нет. Впрочем, как и вы. Собственно говоря, вы были
окружены поклонниками — жалкими сопляками, насколько я припоминаю.
Уитни наградила Клейтона негодующим взглядом, но тот лишь
весело хмыкнул.
— Совершенно нет причин так злиться на меня, миледи. Вы тоже
так считали. Позже, тем же вечером, я сам слышал, как вы заявили одному из них,
едва не упавшему в обморок от счастья обонять аромат ваших перчаток, что, если
запах мыла так действует на него, он либо душевнобольной, либо просто давно не
мылся.
— Я не способна на подобную грубость, — запротестовала
Уитни, неловко поеживаясь при обращении «миледи», словно она уже была его женой
и герцогиней. — Этот молодой человек казался всего лишь глупым и не заслужил
такого отпора, и…
Но тут же забыв, что собиралась сказать, Уитни уставилась в
пространство, пытаясь вспомнить молодого неудачника:
— У него, кажется, была мелкая, семенящая походка?
— Поскольку меня гораздо больше интересовало ваше лицо, чем
его ноги, не могу сказать, — сухо ответил Клейтон. — А в чем дело?
— Теперь вспомнила, почему сказала это, — выдохнула девушка.
— Потому что, наблюдая эти мельтешащие шажки, думала о том, как он мне
неприятен. А потом обернулась и увидела высокого темноволосого мужчину,
стоявшего в дверях и улыбавшегося, будто вся сцена ужасно его забавляла. Это
были вы! — охнула она. — Вы шпионили за мной!
— Не шпионил, — поправил Клейтон — Просто готовился
предложить помощь несчастному одурманенному любовью бедняге на случай, если вы
насмерть пораните его своим острым язычком.
