— Это был самый ужасный день, — прошептала она.
— Вероятно, потому, что вы тосковали по мне, — заметил он
так язвительно, что плечи Уитни затряслись от подавленного смеха.
— Тосковала по вам? — неверяще хихикнула она. — Да я с
радостью вонзила бы вам кинжал в сердце!
— Но тогда мой призрак преследовал бы вас до могилы, —
угрожающе пообещал он.
— И это единственная причина, почему вы еще живы, — пояснила
девушка.
И тут веселый смешок почему-то закончился сдавленными
рыданиями, и по щекам потекли слезы.
Клейтон нежно обнял ее за плечи, предлагая безмолвное
утешение, и Уитни приняла его. Повернувшись к нему, она уткнулась лицом в его
фрак цвета голубиного крыла и выплакала свои беды и неудачи в объятиях
человека, ставшего их причиной. Наконец соленый поток иссяк, но Уитни не
спешила отстраниться и крепче припала щекой к теплой, мускулистой, надежной
груди.
— Чувствуете себя получше? — пробормотал он. Уитни покорно
кивнула и, взяв протянутый платок, вытерла глаза.
— Последний раз я плакала, когда мне было двенадцать лет, но
с тех пор, как вернулась домой, только и делаю, что рыдаю. — Подняв голову, она
неожиданно заметила в его глазах нечто вроде мучительного сожаления, и тихо
сказала:
— Могу я спросить у вас кое-что?
— Все, что угодно.
— Все, что в ваших силах и в пределах разумного, конечно, —
напомнила Уитни, всхлипывая и улыбаясь одновременно.
Не отвечая на беззлобный укол, Клейтон лишь наклонил голову.
— Что заставило вас пойти на эту… эту выходку в духе
средневековья? — спросила она спокойно, без всякой запальчивости. — Что
вынудило вас обратиться к моему отцу, не поговорив со мной, едва зная меня?
И хотя его лицо по-прежнему оставалось бесстрастным, Уитни
почувствовала, как напряглись его мышцы, и торопливо объяснила:
— Я только пытаюсь понять ход ваших мыслей. Мы не слишком
поладили на маскараде у Арманов. Я посмеялась над вашим титулом и отвергла ваши
ухаживания, однако вы решили, что желаете жениться именно на мне. и ни на ком
другом. Почему?
— А что вы думаете по этому поводу?
— Не знаю. Ни один мужчина не делает предложения женщине
лишь затем, чтобы мучить ее и разрушить жизнь, поэтому у вас должна быть другая
причина.
Несмотря на то, что слова Уитни звучали несколько
оскорбительно, Клейтон улыбнулся, поскольку пребывал в прекрасном расположении
духа: Уитни позволила ему держать ее в объятиях.
— Не можете же вы осуждать меня за то, что я хочу вас, в
противном случае вам пришлось бы проклинать всех мужчин. Я признаю, что браки
по расчету отдают средневековьем, но они приняты в лучших семьях Европы. Таков
обычай!
— В вашей семье, вероятно, — вздохнула Уитни, — но не в
моей. И не могу поверить, будто в подобных браках не существует ни малейшего
шанса на то, что супруги в конце концов не начинают испытывать друг к другу
какое-то подобие нежного чувства и даже, вероятно, нечто вроде любви.
— Но можете ли вы поклясться, что никогда не испытывали ко
мне симпатии? — мягко настаивал он. — Даже против воли?
В голосе не слышалось ни вызова, ни издевательских ноток,
провоцирующих на спор, и неизменное чувство справедливости помешало Уитни
ответить резкостью. Неловко пожав плечами, она отвела глаза:
— Иногда.
— Но всегда против воли? — шутливо осведомился Клейтон.
Уитни, сама того не желая, улыбнулась.
— Против воли и всех доводов рассудка. Взгляд Клейтона
потеплел, и Уитни поспешила сменить тему:
— Вы обещали объяснить, почему хотите жениться на мне.
— Откуда мне было знать, что вы станете презирать меня с
самой первой встречи? — возразил он.
— Клейтон! — взорвалась Уитни, но тут же замерла от
удивления при звуках собственного голоса, назвавшего герцога по имени, и
поспешно исправила ошибку:
— Милорд герцог…
— Мне больше понравилось другое обращение.
— Милорд герцог, — упрямо повторила девушка, поняв, что
хрупкий момент перемирия вот-вот грозит закончиться, — не стоит отвечать на мой
вопрос вопросом. Почему, во имя Господа, вам взбрело в голову явиться сюда и
сделать мне предложение? — Осознав наконец, что он прижимает ее к себе, Уитни поспешно
отпрянула. — Только не трудитесь уверять, что влюбились в меня с первого
взгляда!
— Я и не собирался, — покладисто согласился Клейтон. — Как
вы сами сказали, в то время мы почти не были знакомы.
Уитни повернулась спиной к нему, не в силах понять, почему
его ответ причинил ей такую боль.
— Чудесно, — с горечью пробормотала она. — Теперь между нами
все абсолютно ясно. Вы встретили меня раза два и, ничего не зная обо мне,
приехали в Англию и приобрели себе невесту у моего алчного, оставшегося без гроша
отца, который сумел выторговать кругленькую сумму, а потом послал за мной,
чтобы вручить вам покупку!
Она резко повернулась, горя нетерпением ринуться в битву, но
Клейтон молча смотрел на нее, непроницаемо-хладнокровный, невозмутимый,
отказываясь поднять брошенную перчатку.
Рассерженная Уитни в отчаянии рухнула на стул и подняла
несколько карт.
— Это солитер, — объявила она, вновь начиная игру. —
Последняя мода во Франции, но предназначается лишь для одного человека.
Клейтон внимательно присмотрелся к разложенным картам.
— Кажется, миледи, на этом этапе потребуется двое.
Наклонившись, он сделал четыре хода, которые просмотрела
Уитни, потому что Катберт постоянно заглядывал через плечо, мешая думать.
— Спасибо, — поблагодарила Уитни, — но я предпочла бы играть
одна.
Клейтон направился к двери, и Уитни облегченно вздохнула,
решив, что он наконец уходит. Но вместо этого он подозвал слугу и что-то тихо
сказал. Минуту спустя герцог вернулся и поставил на стол красивую резную
шкатулку из розового дерева, принадлежавшую ее отцу. Откинув крышку, он вынул
оттуда стопку деревянных фишек, похожих на те, которыми пользовались дядя
Эдвард и его друзья, когда садились играть в карты на деньги.
Дрожь возбуждения прошла по телу Уитни. Неужели Клейтон
намеревается научить и ее этому запретному занятию? Совершенно шокирующая,
скандальная мысль… но при этом настолько интригующая, что Уитни и не подумала
протестовать. Клейтон сбросил фрак, небрежно швырнул его на письменный стол и,
усевшись напротив Уитни, расстегнул серый жилет, а потом откинулся на спинку
кресла и кивком показал на колоду карт:
