– Паспорт! Он обязательно под благовидным предлогом попросит паспорт! И тогда станет ясно с возрастом… – вот что подсказывало сердце, стуча уже у самых висков.
Откладывать было некуда! Или квартира и дальнейшее продолжение отношений с возможным впоследствии вступлением в законный брак (раз пошла такая пьянка с квартирой, значит, дядечка к ней прикипел) – или вообще ничего!
Такие конкретные дядечки ложь девичью не прощают. Особенно с возрастом. Еще бы. Он ловит особый кайф, думая, что рядом с ним взрослеет чуть ли не Лолита набоковская, а рядом… ладно, замнем.
Естественно, на следующий день она спозаранку рванула в соответствующее учреждение, ничего не пожалела, щедро подмазала всех, кого могла, и в рекордно короткие сроки получила новенький документ! И в нем уже значился ее честный возраст и приличное имя Габриэлла.
Вот как делаются дела!
И расчет ее оказался вернее некуда!
Едва успела она взять доказательство своей юности и неизношенности в трясущиеся от счастья руки, как буквально через день дядечка попросил ее паспорт.
– Зачем? – глубоко недоумевая, спрашивала Габриэлла, копаясь в сумочке в поисках документа.
– Потом узнаешь, – отвечал ее богатей, любуясь обликом своей милой девочки, наивной глупышки.
Ну, и в положенный день, как раз когда все влюбленные дарили друг дружке эти идиотские красные сердечки, от которых не знаешь потом как избавиться, он вложил Габриэлле в руки красивую папочку с дарственной на ее имя и ключики от квартирки, где все было сделано именно так, как она недавно и советовала.
Успел! В рекордно короткие сроки! Вот ведь как! Она торопилась с паспортом, а он с квартиркой! Вот и доставили себе взаимную радость!
Ой, как она вопила! Как прыгала! Как даже плакала от счастья, выражая молодой неукротимый восторг таким совершенно неожиданным и щедрым подарком!
Как он хохотал, заражаясь ее непосредственностью и энергией!
– Задушишь, Натка, хватит, ладно!
Он что? Не заметил, что она теперь Габриэлла? То есть – не теперь, а по паспорту – Габриэлла…
Видать, нет. Скорее всего – отдал ее паспорт референту-секретарю, а тот уж все и оформлял.
Ну и пусть «Наташа». Он так привык. А паспорт новый все равно не зря. Вот если бы там возраст был другой, тут же хозяину настучали бы…
Так что вот как она, юность эта треклятая, дается! В муках!
А потом этого несравненного дядечку она упустила! Такого редкостного дядечку упустила – простить себе не может!
Зарвалась – что говорить! Расслабилась и перестала реальность ощущать. Незачем было ей затевать тему развода с его престарелой Бабой Ягой. Да еще так неуклюже у нее вышло в тот раз…
Она в разговоре именно на возраст его жены напирала, что, мол, оглянись – кто теперь с такими остается? У всех достойные молодые красавицы… Что о тебе люди подумают?
А он ни с того ни с сего взъерепенился.
Говорит:
– Да она одна миллион таких, как ты, стоит. Ей от меня я нужен. И я свою девочку (так и сказал о бабке – девочку!) со школы как полюбил, так и люблю. И она меня похоронит, а не все вы, слепни полевые, которым я только и хорош, пока из меня кровь можно сосать.
Нормально! А чего ж гужуешься со слепнями?
Вот зря она разговор продолжила, зря!
Надо было извиниться и потупить глазки. И хорошо бы, еще слезки чтоб потекли… А она чего-то завелась… Магнитная буря в тот день была, Габриэлла потом в новостях увидела.
И он ей объяснил очень доходчиво, что со слепнями, мухами и пиявками гужуется ради обмена энергиями. И только. Причем за энергообмен платит каждой такой пиявке щедро и по полной. Но это совсем не означает, что слепень или пиявка получают право голоса и возможность покушаться на самое святое и дорогое, что у него есть.
Оттрахал ее напоследок и свалил.
Вполне красиво свалил – кинул ей денег солидную пачку на столик в прихожей.
И эта пачка Наташку как раз очень сильно напугала.
Она спросила:
– Зачем столько?
– На первое время…
Вот что он сказал!
И дверь за собой захлопнул. И все!
Все ясно… Больше он не появлялся.
Свободна. Переступила сдуру дозволенную границу – и свободна.
Ладно. Сама идиотка.
Теперь снова надо искать богатого мужика.
Но у нее позиции – высший класс.
Квартира.
Машина.
Перспективная молодая художница, ярко заявившая о себе.
И просто молодая!
Совсем молодая – двадцатилеточка!
– Ты только меня не выдавай, – попросила Наташка Птичу, – своему-то не говори, что мы вместе учились, ладно?
– Нет, конечно, – уверила та сокурсницу. – Зачем мне?
Она и так бы ни за что Славику не сказала про Наташку. Муж вечно попрекал ее подругами. Говорил, что все они гулящие, шалавы, продажные твари… Много чего говорил. Поэтому, естественно, ничего она ему не сообщала, во избежание лишних упреков.
Сказала, что один и тот же вуз закончили. И что Габриэлла – художница. Перспективная вроде бы. Вот и все.
Габриэлла довольно часто названивала, звала поболтать, посидеть где-нибудь вместе. Получалось редко. А если получалось встретиться на чашку кофе, все раговоры юной девы сводились к подробностям охоты на богатых мужиков и к расспросам о Саниной личной жизни.
– А твой как? Довольна ты? – жадно спрашивала Габриэлла.
– Да, – уверенно произносила Сана.
– А чего детей у вас нет до сих пор? Он не хочет?
– Он очень хочет. Очень!
– А что ж? Ты не можешь?
– Врачи говорят, все в порядке, могу.
– А что ж тогда?
– Ну, еще, значит, не время.
– Чего ждете-то? Смотри, уведут у тебя твоего мужика! Не тяни!
«Уж не ты ли собралась уводить?» – подумала тогда Сана. И еще почему-то даже вздохнула про себя: а вот бы и увела! Только не дождаться ей такого легкого решения нелегкой проблемы.
Но вот – как будто кто-то свыше тогда велел ей – принялась Сана во всех подробностях описывать мужа, его любовь к порядку, его отношение к работе, его тонкий вкус… Вспоминала какие-то приятные подробности из начального этапа их совместной жизни. Как он все-все по дому делал сам, когда у нее пальцы на руке были сломаны. И как цветы слал – корзинами. И какие умеет делать подарки.
– Да у тебя мечта, а не мужик! – с нескрываемой жадной завистью сказала тогда Габриэлла.
– Ну да, мечта. Моя мечта, – согласилась с готовностью Птича.
