И вдруг доносится ее протяжный стон.
— Не надо.
— Как это не надо? — рассудительно говорит Рахим. — Ты все
забыла. Давай вспоминай, тебе ведь еще нужно будет жить. Опять на коленях ко
мне приползешь.
— Нет, — просит она.
— Ты ногами не дергайся. Я тебя хорошо изучил. Спасибо
скажи, что не бросил вас голодных. Тебя и твоего выкормыша.
В этот момент я бью по двери ногой. Она не открывается, в
этом отеле хорошие замки. Я дважды стреляю в замок и опять бью. И вваливаюсь в
комнату. Кажется, они так и не поняли, что произошло. Испуганная Надя лежит на
диване и смотрит на меня. Стоящий над ней мужчина тоже смотрит.
— Ты кто? — наконец спрашивает он. И это его последние
слова. Я стреляю ему в голову. Намеренно, расчетливо, чтобы череп разлетелся на
мелкие кусочки и его поганой кровью залило все вокруг. В том числе и саму Надю.
Она даже не вздрогнула, когда он дернулся. И когда брызги крови в нее полетели,
тоже не вздрогнула. Просто смотрела мне в глаза.
— Это он раньше с тобой жил? — спрашиваю я ее с неожиданной
ненавистью.
Она молчит. Собственно, говорить и не нужно. Все и так ясно.
— Одевайся быстрее, — говорю я. А она смотрит на меня,
словно не понимая.
— Там в парке Саша. Нужно ее выручать, — объясняю. Лишь
после этого она кивает и вдруг начинает беззвучно плакать, хватая губами
воздух, как рыба. На всякий случай я подхожу ближе и зажимаю ей рот, чтобы не
закричала. Обняв меня, она все плачет и плачет.
— Быстрее! — кричу я. — Нам надо торопиться.
Я не знаю, что испытания этого, тринадцатого, дня еще не кончились.
Все еще впереди. Недаром говорят: тринадцать — число нехорошее.
Глава 28
Продолжение событий. День тринадцатый
Забрав Сашу из парка, мы бежим ко второму автомобилю. Это
темно-зеленый «Пежо» того самого Рахима, которому я только что снес полголовы и
чей труп сейчас валяется в номере. Нужно быстрее отсюда уезжать, иначе
количество убитых перерастет все мыслимые пределы. Необходимо срочно ехать к
Селичкиной.
Знаю, что я подонок и убийца. Я все о себе знаю. Но я
никогда не мучил женщин и детей, никогда не стрелял в беззащитных. Все, кого я
убивал, включая и того толстомордого политика, были настоящими сукиными детьми.
И теперь я не могу допустить, чтобы кто-то измывался над беременной женщиной.
Это не в моих правилах.
Я делаю немыслимые виражи, сидящие на заднем сиденье Надя с
Сашей испуганно молчат, не понимая, куда я так спешу. Но к дому, который мне
нужен, я подъезжаю очень осторожно. Мягко припарковываю автомобиль рядом с
синим «Рено», на котором сюда приехал «главный мясник». Значит, они еще в доме.
— Садись за руль, — говорю я, не глядя на Надю, — и
отъезжай, только недалеко. Я скоро выйду. Если вместо меня выйдет кто-нибудь из
них… В общем, тогда быстро уезжай.
Я достаю все деньги, какие у меня есть с собой, и бросаю их
на заднее сиденье. Потом пишу адрес. Это та самая однокомнатная квартира в
Москве, где я обычно скрывался. О ней никто не знает. Там спрятана половина
моих денег.
Надя по-прежнему молчит. Смотрит на меня и молчит.
— По этому адресу в московской квартире лежат мои деньги.
Сама там не появляйся. Лучше пошли кого-нибудь. Вот ключ. Надеюсь, что сумею
вернуться.
— Алексей, — зовет она меня этим придуманным именем.
— Я Левша, мое настоящее имя Левша. Другое я давно забыл, —
глухим голосом говорю я женщине и выхожу из машины. Теперь все зависит только
от меня. Я достаю пистолет. Открыть входную дверь нетрудно. Вообще в Европе
почему-то двери стеклянные и на них примитивные замки, словно обитатели этих
домов застрахованы от всех неприятностей. Здесь дверь как раз достаточно
плотная, но эти ублюдки даже не стали запирать ее на все замки, посчитав, что
скоро к ним прибудет подкрепление. Если б они догадались запереться, я бы не
сумел ее так быстро открыть. Войдя в дом, я тут же натыкаюсь на тело того
толстяка. Его пристрелили тремя выстрелами в упор; судя по всему, успели
помучить перед смертью.
Приглушенные женские крики слышны сверху, со второго этажа.
Неужели они ее пытают? На девятом месяце беременности? А я еще думал, что я
подонок. Да я ангел божий по сравнению с этими сволочами. Ну, ребята, кажется,
у вас сейчас будут серьезные неприятности.
Я поднимаюсь по лестнице медленно, очень осторожно. В таких
случаях даже малейший звук может испортить все дело. Сверху по-прежнему слышен
шум. Я огибаю угол, замираю возле открытой двери. Так и есть, на кровати лежит
женщина, ее руки связаны, а над ней стоит мужчина, который лениво подносит
зажженную зажигалку к ее плечу. Типичный сукин сын. Теперь нужно увидеть, где
сидит второй. Я несколько смещаюсь и вижу второго. Того самого «владельца
скотобойни». Что, вы думаете, он делает? Сидит в кресле и курит сигарету.
Спокойно, словно находится на приеме. Напрасно он держит сигарету в правой
руке. Ведь он правша, привык действовать правой рукой. И у него не будет
нескольких секунд, когда я войду в комнату. Женщина что-то хрипит, и стоящий
над ней мужчина убирает зажигалку.
— Где он?
Да, я все-таки подонок. Я тоже прислушиваюсь. Хотя не думаю,
что сумел бы вот так прижигать беременную женщину, но все равно стою и слушаю.
Мне тоже интересно ЗНАТЬ, где находится Касимов.
— Он здесь… Рядом, — всхлипывает женщина. Она не выдерживает
такой пытки.
— Где? Где он находится?
— Он в Испании… В Сан-Себастьяне. Он находится там, —
выдавливает несчастная.
— Адрес, — кричит палач.
Не нужно еще раз повторять, какой я мерзавец, я это знаю и
без лишних слов. Но только тогда, когда она называет адрес, я вхожу в комнату.
Вернее, делаю один шаг и сразу стреляю. Ее мучитель успевает обернуться и тут
же получает пулю в сердце. У меня нет времени проводить эксперименты, а стреляю
я всегда точно в цель. Дернувшись, он падает рядом с женщиной. Она пронзительно
кричит, а я, уже не глядя на нее, перевожу пистолет на моего главного
заказчика. Он даже не успевает достать сигарету изо рта: с того момента, как я
шагнул в комнату, проходит не больше двух секунд.
Все-таки нельзя долго сидеть в кабинетах. Любой президент
должен время от времени менять начальника своей личной охраны, иначе тот
превратится в неповоротливого монстра. А ведь его должность требует сноровки и
быстроты. И злости. Нужно быть голодным, а не зажравшимся котом. Вы помните,
какой адъютант был у Брежнева? Я помню: расплывшийся генерал, который с трудом
передвигал ноги. Его самого нужно было носить на руках, а он еще считался
адъютантом главнокомандующего. Так вот, любой начальник личной охраны рано или
поздно превращается в чиновника, вместо главного охранника становится главным
поверенным. Сутенером, адвокатом, приживалкой, партнером по теннису или бане,
по выпивке или бабам. Но никак не главным охранником. Теряется реакция.
Появляются благодушие и леность.
