— Это не тот случай, Левша. Им нужен этот человек. Так
сильно нужен, что они готовы встретиться с кем угодно. Они его уже искали по
всему миру. Хорошо искали. И профессионально. Но ничего не вышло. Вот я и
вспомнил о тебе. Ты ведь любишь рассуждать про третий вариант. Или найдут, или
не найдут — считают все. А ты всегда держишь в уме и третий вариант. Вот я и
подумал, ты со своими выкрутасами сможешь найти этого типа и получить деньги.
— Понятно. А где его видели в последний раз? Это хотя бы ты
можешь сказать?
— В могиле, — смеется Глухарь, — в гробу.
Глава 5
За шесть месяцев до событий
Николай Кондаков закончил один из самых престижных вузов
бывшего Советского Союза — Московский институт международных отношений.
Казалось, судьба уготовила ему прямую дорогу, тем более что его дядя работал
начальником одного из самых важных управлений Министерства иностранных дел. Но
все сложилось иначе. Уже в третьей своей зарубежной командировке работавший в
МИДе Кондаков попался на провозе валюты. Тюрьмы удалось избежать благодаря
своим связям, но из МИДа его вышибли навсегда. А заодно и прервали его
кандидатский стаж в партию, без которой дорога наверх была закрыта
окончательно.
Но грянула перестройка. Членство в партии оказалось не таким
обязательным, и вскоре Кондаков уже работал в одном из акционерных обществ,
возникавших с началом перестройки, словно грибы после дождя. Акционерное общество
занималось отмыванием денег и их обналичиванием — термин, который был
совершенно непонятен во многих странах мира, где наличные деньги ценились даже
меньше, чем безналичные, лежавшие на счету.
Уже в начале девяностых Кондаков перешел на работу в банк к
Мясникову, который вполне оценил его работоспособность и ловкость. Кроме всего
прочего, сказывалось и отличное образование Кондакова, окончившего
экономический факультет МГИМО.
Высокий, красивый, холеный молодой человек лет тридцати пяти
прошел через комнату ВИПа и улетел в Будапешт самолетом венгерской авиакомпании
«Малев». В Будапеште он должен был сделать пересадку и вылететь ночным рейсом в
Цюрих. Кондаков не подозревал, что этим же самолетом летит еще один человек, у
которого, в отличие от него, нет швейцарской визы и который имеет к нему прямой
интерес.
[2]
Сидевший в салоне бизнес-класса Кондаков весело шутил со
стюардессами, благо он знал два языка — английский и немецкий. Даже позволил
себе выпить несколько больше обычного, заказав дополнительно две рюмки мартини.
Сидевший в салоне эконом-класса незнакомец, напротив, выпил только одну рюмку
водки. Один раз он пошел в салон бизнес-класса, сразу после посадки, чтобы
убедиться, что Кондаков находится на своем месте.
Прибывшие в Будапешт транзитные пассажиры спешили в зал для
переоформления билетов. Кондаков, у которого не было багажа, не торопился. Он
по-прежнему не замечал незнакомца, терпеливо стоявшего у него за спиной.
Оформив все необходимые документы и подтвердив, что полетит через пять часов в
Цюрих, он решил, что успеет съездить в город. В Москве на непредвиденные
расходы ему выдали почти три тысячи долларов.
Кондаков сел в такси и отправился в «Максим», аналог
знаменитого парижского ресторана, находящийся в венгерской столице. В годы,
когда еще существовал Советский Союз, это был ресторан, который тайно посещали
советские туристы, умудрившиеся попасть в Венгрию по профсоюзной путевке и даже
сумевшие нелегально вывезти некоторую сумму денег. Как правило, вывозили рубли,
ведь за валюту давали очень большой срок, и никто не рисковал притрагиваться к
долларам.
Предвкушая сытый ужин и веселое времяпрепровождение,
Кондаков не обратил внимания, что незнакомец из его самолета взял второе такси
и поехал за ним следом. Но Кондакову не повезло. Ресторан оказался закрыт на
ремонт, и он решил поехать в «Геллерт», старейшую будапештскую гостиницу, где
ранее останавливался и где был неплохой ресторан.
Такси с преследователем в точности повторяло их маршрут.
Отель «Геллерт» находился почти на самом берегу Дуная. Он был открыт около
восьмидесяти лет назад. Насчитывающее двести тридцать три номера, это старейшее
заведение было известно и своим знаменитым бассейном, напоминавшим римские
термы.
Приехав в отель, Кондаков снял номер, принял ванну и заказал
столик в ресторане. Поднявшись к себе, он развязал галстук, скинул пиджак,
включил телевизор. Подойдя к двери, выходившей на балкон, чуть приоткрыл ее.
Затем, подумав немного, набрал по коду Москву. Нужно продемонстрировать
Мясникову, как он четко работает и как исправно сообщает обо всем в свой банк.
Под это дело можно будет вытянуть из президента банка еще несколько тысяч
долларов. На другом конце почти сразу отозвались. У Мясникова был с собой сотовый
мобильный телефон.
— Слушаю, — сказал он лениво. Доносились веселые голоса,
смех. Очевидно, банкир был на каком-то приеме.
— Я уже в Будапеште, — доложил Кондаков, — через несколько
часов отправляюсь в Цюрих.
— Хорошо, — сказал Мясников, — позвони мне из Цюриха, как
только переведешь деньги.
— До свидания. — Кондаков не спрашивал, почему деньги не
переводили обычным поручением из московского банка. Он понимал, что
деликатность операции требует специальной командировки. И никогда не задавал
лишних вопросов, хорошо зная, что его молчание будет должным образом оценено.
Он стащил рубашку, собираясь отправиться в ванную комнату,
когда в дверь постучали. Он подошел, чтобы открыть ее. И, едва открыв, получил
сильный удар в лицо. Это было так неожиданно и так больно, что он едва не
заплакал. Упав на пол, он схватился за разбитый нос, почувствовав, как на
ладонь стекают тоненькие струйки крови.
В комнату вошел неизвестный человек лет пятидесяти.
Осторожно закрыв дверь, он наклонился к Кондакову и почти сочувственно спросил:
— Сильно болит?
После чего, коротко размахнувшись, нанес еще один удар.
Кондаков застонал. Он не понимал, почему его бьют, что хочет этот незнакомец.
— Больно? — спросил тот снова.
Кондаков испуганно замер.
— Мне нужны номера счетов и шифры, — ласково пояснил гость.
И только тогда Кондаков понял, кто этот человек. Их банк
часто выполнял разного рода деликатные поручения различных организаций, среди
которых бывали и откровенно криминальные. Собственно, любой крупный российский
банк имел в своем начальном капитале от пятидесяти до семидесяти процентов
криминальных денег. Об этом знали многие, но предпочитали не афишировать.
