— Каких счетов? — промычал Кондаков.
И сразу получил третий удар, на этот раз не столь
болезненный, но все равно ощутимый.
— Ты зачем в Цюрих едешь? — напомнил незнакомец. — Быстро
дай мне счета и шифры. И я сразу уйду.
Даже после таких жестоких ударов Кондаков сообразил: если он
сейчас назовет номера счетов, незнакомец не уйдет просто так. Он сделает все,
чтобы Кондаков не успел позвонить в Москву либо в Цюрих и сообщить об этом
нападении. А это значит, что незнакомец решит от него избавиться. Но получать
удары больше не хотелось.
— В Цюрихе я должен только проверить счета, — вымолвил
Кондаков, отвечая на первый вопрос и словно забывая о втором.
— Это я знаю, — кивнул незнакомец. У него были короткие
тяжелые руки борца. Кондаков представил, как легко он задушит его, и ужаснулся.
— Назови мне номера счетов, — требовал незнакомец, — у меня
мало времени.
— Они там, в «дипломате», — наконец выдавил Кондаков, чтобы
хоть как-то потянуть время.
Незнакомец нахмурился, взял «дипломат».
— Какой код?
— Три семерки, — выдохнул Кондаков. Кажется, он выиграл
несколько секунд на обдумывание ситуации.
Незнакомец прокрутил замок, ставя цифры шифра на три
семерки, и открыл «дипломат». Там лежали поручения банка, документы,
доверенности, письма. Разобраться в этой пачке бумаг неспециалисту было сложно.
Убийца, стоявший перед Кондаковым, явно не был специалистом в экономических
делах. Он специализировался несколько в другой области.
Пересмотрев бумаги, незнакомец недоверчиво спросил:
— Здесь все в порядке?
— Не все, — ответил Кондаков, — документы выписаны на меня,
и нужна моя подпись, иначе они будут признаны недействительными. В случае моей
болезни вся документация тоже будет признана недействительной и все операции
будут заморожены на две недели.
— На две недели? — переспросил убийца. Видно было, как он
мучительно соображает. Ему, конечно, поручили узнать все подробности. Но,
возможно, если он удавит этого хлыща, все деньги в банке действительно пропадут
или будут заморожены. А этого допустить нельзя. Нужно просто позвонить и
узнать, благо сейчас сотовые телефоны есть у всех, в том числе и у него.
Кондаков смотрел на этого громилу почти весело. «Пусть
мучается», — думал он облегченно. И вдруг, к своему ужасу, увидел, как убийца
достает из кармана пиджака сотовый телефон, собираясь звонить более
компетентному человеку. Кондаков понял, что проиграл не просто партию, а свою
жизнь.
Убийца набрал чей-то номер. Кондаков ошеломленно оглядывался
по сторонам. Сопротивляться невозможно. Этот тип сразу убьет его, просто
задушит голыми руками. Оставался последний шанс. Он покосился на балконную
дверь.
Незнакомец наконец установил связь.
— Это я, — сказал он хриплым голосом, — звоню из Будапешта.
Все документы и счета оформлены на него. Что мне делать?
Видимо, поняв, в чем дело, абонент начал ругать своего
посланца и так яростно, что тот метнул на Кондакова взгляд, не обещавший ничего
хорошего. И тогда Кондаков принял решение. Он вскочил с пола и, бросив в
незнакомца стоявший на столике телефон, рванулся к балконной двери. Она была
приоткрыта.
Он вскочил на балкон. Незнакомец уже бежал следом. «Если он
затащит меня внутрь, то обязательно убьет», — понял Кондаков и с диким криком
рухнул с третьего этажа вниз. Незнакомец успел только проводить его взглядом.
Затем, пробормотав сквозь зубы проклятье, схватил «дипломат» и выскочил из
номера.
Кондаков не разбился, хотя сломал обе ноги и три ребра.
Когда его отвозили в больницу, он был без сознания. Но его потенциальный убийца
этого уже не видел. Он ехал в аэропорт, торопясь вернуться в Москву, где его
ждали.
Глава 6
Начало событий
Вечером этого дня меня уже ждут в другом месте. Я позвонил
по телефону, который мне дал Глухарь, и они подтвердили, что готовы к встрече.
Однако мне нужна была не просто встреча. Я не могу заявляться на свидание со
своей «левой», демонстрируя клиентам столь хорошо запоминающееся отличие. Поэтому
заранее отказался от встречи в отеле и сам назначил место — в полутемном
проходном дворе, где уже назначал подобные свидания.
Устроить там засаду практически невозможно, я знаю это место
с детства. Хотя клиент особенно и не возражал, но все же сказал что-то
неприятное, однако так быстро, что я не успел ничего толком понять.
Свидание состоялось ровно в семь часов вечера. Я люблю это
число — семь. Древние говорили, что оно счастливое, и я не раз убеждался в
справедливости такого утверждения. Уже в половине седьмого я был на месте.
Дворик очень интересно устроен. Он прекрасно просматривается с двух точек,
которые я знаю. Оттуда я, конечно же, наблюдал за прохожими. Ничего похожего на
засаду не было, но я все равно внимательно присматривался. В нашем деле очень
важно, во-первых, не торопиться, а во-вторых, быть наблюдательным. Иногда даже
кошка, пробегающая по двору, может сказать больше, чем все прохожие, вместе
взятые. Ведь кошка наверняка шарахнется от незнакомых людей, тем более
спрятавшихся в укромном месте.
Без одной минуты семь появляется мой «клиент». Я его сразу
узнаю. У него внимательный взгляд профессионала, но он, ни разу не позволив
себе обернуться, точно идет к намеченной цели. Но идет медленно, контролируя
ситуацию, просматривая пространство вокруг. Это был настоящий мужик. Правда,
мне не нравилось его лицо. Слишком жестокое и надменное. Такие тонкие губы не
могут принадлежать нормальному человеку. Он немного садист в душе, это
чувствуется и по лицу, и даже по его пружинистой походке. А я садистов не
люблю. Если я должен кого-то убивать, то это моя вынужденная профессия. Ничего
другого я делать просто не умею. Но это не значит, что я от процесса убийства
должен еще и получать удовольствие. Это всегда тяжело и грязно. А этот тип,
кажется, готов получать удовольствие, и поэтому он мне в напарники никак не
подходит.
Через три минуты я отправляюсь к нему в подъезд, но не через
двор, а войдя в дом с другой стороны. Он уже стоит у окна, глядя вниз. В
подъезде сыро и темновато, но лица друг друга мы видим.
— Добрый вечер, — говорю я, — меня прислал Глухарь.
— Я знаю, — быстро кивает незнакомец. — Мы хотели с вами
поговорить.
— Говорите, — пожимаю я плечами.
— Прямо здесь?
— А вы хотите разговаривать, лежа на диване? Можете сесть на
подоконник, если устали.
Он усмехается. Неприятно так, гадко. Я еще подумал, что ему
в руки лучше не попадаться.
— Хорошо, — он усаживается на подоконник, — раз вам так
больше нравится, давайте разговаривать здесь. Он сообщил вам наши условия?
