— Ты выглядишь усталой, дорогая. Кроме того, сидеть вежливо, — сказала она.
— Я провела три последних дня сидя, мэм, — сказала я.
— Это ироническое замечание?
— Нет. Это констатация факта.
Она улыбнулась. У нее была очень широкая улыбка, показывающая все зубы, при которой губы почти полностью исчезали.
— Я уже вижу, как ты собираешься все разыграть, — сказала она.
— Разыграть?
— Ты думаешь, что тут с тобой плохо обращались.
«Да неужели», — подумала я.
— Но я всего лишь хотела помочь тебе, Аня. Все говорило о том, что ты останешься тут на очень долгое время — против тебя было так много улик, — и я решила, что будет проще, если я буду построже с новоприбывшими. Это моя неофициальная политика. Таким образом девушки понимают, чего от них ожидают. Особенно те, которые ранее находились в таком привилегированном положении, как ты…
Больше я не могла это слушать.
— Вы все продолжаете рассказывать о моем привилегированном положении. Но вы не знаете меня, миссис Кобравик. Возможно, вы считаете, что знаете кое-что обо мне. Что-то, что вы прочли о моей семье в газетах, и все в таком роде, но вы действительно не знаете главного.
— Но… — начала она.
— Вы знаете, некоторые девочки не виновны. И даже если бы они были виновны, что бы они ни сделали — это все в прошлом, и сейчас они изо всех сил стараются как-то идти дальше. Так что, может быть, вам стоит обращаться с людьми на основании ваших личных впечатлений. Может быть, это стало бы отличной неофициальной политикой.
И я повернулась, чтобы уйти.
— Аня! Аня Баланчина!
Я не обернулась, но слышала, как она быстро идет ко мне. Через пару секунд ее рука, словно клешня, сжала мою.
— Что?
Она стиснула мне руку.
— Пожалуйста, не говори своим друзьям в офисе окружного прокурора, что с тобой плохо обращались. Мне не нужны неприятности. Я была… я была глупа, не зная, что у твоей семьи до сих пор есть связи.
— У меня нет друзей в офисе окружного прокурора, — сказала я. — Но даже если бы и были, навлечение на вас неприятностей — на последнем месте в моем списке дел. Чего бы мне действительно хотелось, так это никогда больше в жизни не видеть ни вас, ни этого места.
— А как же Чарльз Делакруа?
Отец Вина?
— Я никогда его не встречала.
— Он ждет тебя снаружи. Он хочет лично отвезти тебя на Манхэттен. Ты счастливица, Аня, у тебя такие могущественные друзья, а ты даже не знаешь об этом.
Отец Вина должен был встретить меня в Прощальной комнате, предназначенной для тех, кто покидал «Свободу». Она была более тщательно обставлена, чем любое другое помещение в центре, возможно, за исключением личных комнат миссис Кобравик: мягкие кушетки, медные лампы и в рамках на стенах — черно-белые фотографии иммигрантов, прибывающих на остров Эллис. Миссис Кобравик ждала вместе со мной. Я бы предпочла ждать одна.
Я думала, что столь влиятельного человека будет сопровождать свита, но отец Вина прибыл один. Он выглядел словно супергерой без плаща. Чарльз Делакруа был повыше ростом, чем Вин, а его нижняя челюсть была такой массивной, словно он привык разгрызать деревья и камни. Руки его были большими и сильными, но гораздо более мягкими, чем у Вина — никаких следов физической работы.
— Должно быть, ты Аня Баланчина, — сказал он бодро. — Меня зовут Чарльз Делакруа. Давай поедем на пароме вместе?
Он держался так, словно сопровождать наследницу мафии на пароме в Манхэттен было для него самым приятным занятием.
Миссис Кобравик сказала медовым голосом:
— Мы так польщены вашим визитом в наш центр, мистер Делакруа. Я Эвелин Кобравик, директриса.
Делакруа протянул ей руку.
— Да, конечно, как грубо с моей стороны. Рад встретить вас, миссис Кобравик.
— Возможно, вы решите ознакомиться с нашим центром?
— К сожалению, сегодня на это нет времени. Но нам определенно стоит это сделать в будущем.
— Я буду очень рада. Я бы очень хотела показать вам «Свободу». Мы очень гордимся нашим скромным заведением. На самом деле для нас это скорее дом. — Она выделила последнее замечание скромным смешком.
— Дом? — повторил Делакруа. — Так вы его называете?
— Да, — сказала она. — Возможно, это выглядит глупо, но я в самом деле так думаю.
— Не глупо, но, пожалуй, чуточку лицемерно. Видите ли, я вырос в одном из таких заведений — не в исправительном учреждении, а в приюте. И поверьте мне, те, кто заперт в этих стенах, не думают о них как о доме.
Он перевел свой пристальный взгляд на меня.
— Но вам повезло. Так как моей спутницей в пути будет мисс Баланчина, я уверен, она способна описать достоинства «Свободы» на обратном пути.
Я кивнула, но не сказала ничего. Мне не хотелось подкидывать Кобравик тему для разговора. Я скрестила руки, и Делакруа заметил, что одна из отметин от уколов воспалилась и сочится гноем.
— Это случилось здесь? — спросил он тихо.
— Да. — Я спустила рукав пониже. — Но болит несильно.
Он перевел взгляд на мои руки и увидел содранную кожу на пальцах.
— И это, полагаю, тоже.
Я промолчала.
— Интересно, миссис Кобравик, такого ли рода травмы получают дети у себя дома. — Он взял меня за руку. — Да, давайте договоримся об осмотре. Хотя, если задуматься, я, пожалуй, предпочту не предупреждать о своем визите заранее.
— Ваша предшественница никогда не подвергала сомнению методы, при помощи которых я управляю «Свободой»! — воскликнула она.
— Я не моя предшественница, — ответил он.
По пути назад в Манхэттен Делакруа сказал мне:
— Страшное место. Я рад, что ушел оттуда. Думаю, что ты тоже.
Я кивнула.
— Ужасная женщина, — продолжал он. — Такие миссис Кобравик постоянно мне встречаются. Ограниченные бюрократы, обожающие свою долю власти.
Он покачал головой.
— Почему вы ничего не сделаете со «Свободой»? — спросила я.
— Когда-нибудь придется это сделать. Но у этого города столько серьезных проблем, а у меня просто нет возможности справиться со всем сразу. «Свобода» — тяжелый случай, как и эта женщина. Но, в конце концов, до поры до времени это стабильные тяжелые случаи.
Он смотрел вдаль поверх перил.
— Это называется «приоритеты», девочка.
Что такое «приоритеты», я понимала очень хорошо. На этом принципе была построена вся моя жизнь.
— Я хочу извиниться за то, что тебя вообще послали в «Свободу». Это было ошибкой. Люди в моем офисе пришли в возбуждение при мысли о несовершеннолетней отравительнице, а когда узнали, что ты дочь Леонида Баланчина, волнение перешло в истерику. Они хотели как лучше, но… Через пару дней ты будешь полностью чиста. Твой поверенный, мистер Грин, бился за тебя как лев. Кстати, молодой человек… его зовут Гейбл?
